Наш маленький Грааль
Шрифт:
– Боюсь, что это не совсем так. – Дмитрий Николаевич постарался улыбнуться как можно беспечнее. Получилось, хотя крутым и положено держать лицо, не очень.
– А я никогда не верила, что вы умерли. Однажды даже к маме пристала, – задумчиво произнесла Маша, – когда классе во втором была. Если, говорю, дядя Митя погиб, то где его могила? На каком кладбище? Но мама мне сказала, что на эту тему даже говорить не хочет.
– И я тоже всегда удивлялся… – встрял Макс и объяснил: – Нам в школе однажды задали генеалогическое древо составить, а я даже ни одной
– Но почему вы никогда не давали о себе знать? – с укором обратилась к Гагину Ася.
– Я ведь вас любила!.. – подхватила Маша. – И скучала по вас…
– Правда?! – искренне, совсем не по-деловому, вскинулся Гагин.
– Я даже помню, как вы со мной в машинки играли. И объясняли про дорожное движение, про «лежачего полицейского» и главную дорогу…
– Я тоже скучал о тебе, Маша… – склонил голову Дмитрий Николаевич.
– Но почему тогда вы исчезли? – воскликнула она.
– Потому что я дал слово, – сказал как отрубил Гагин.
– Кому?
– Вашим родителям. Что не буду с вами общаться. И даже не дам о себе знать. По крайней мере, до тех пор, пока вы, все трое, не станете взрослыми.
– Почему? – возмущенно воскликнула Ася.
– Полагаю, ваши родители не хотели, чтоб я подавал их детям дурной пример, – усмехнулся Гагин.
– А чё в вас дурного? – хмыкнул Макс.
А Ася раздосадованно хлопнула себя по лбу:
– Интересно вы решили… Вы все! Родители запретили, вы послушались… Почему нас-то никто не спросил?!
– Мне очень жаль, Ася, – вздохнул Дмитрий Николаевич. – Но в этом плане я человек несовременный. И если дал слово, его держу. Я честно ждал, пока вы подрастете. Вы все, включая тебя, Макс. Тебе ведь уже шестнадцать?
– Почти семнадцать, – поправил племянник.
– Взрослые люди. Вполне дееспособные… – как бы про себя пробормотал Гагин. – Сами теперь сможете решить, кто прав, кто виноват…
– А что у вас случилось? – нетерпеливо потребовал Макс. – Что за мексиканское кино?
– А ты, Маша, не помнишь? – тихо обратился к ней бизнесмен.
– Очень смутно, – задумчиво произнесла она.
– Тебе тогда четыре годика было.
– Да. Тогда еще Аська родилась. Точнее даже, прямо в ту неделю, как она родилась… Все были дома – мама, папа, бабушка, вы, дядя Митя, а ты, Аська, в больнице была… И взрослые сначала пили чай и о чем-то очень громко разговаривали, а потом вдруг начали кричать… а потом – я уже не помню. Только слышала, как дверь хлопнула, и я спросила, кто это ушел, а мама заплакала и сказала, что дядя Митя, и не ушел, а сгинул, а что это значит, не объяснила. И еще помню, что мне разрешили в вашу комнату перебраться, и я очень обрадовалась…
– Но ты мне этого никогда не рассказывала! – с укором обратилась к сестре Ася.
– И мне тоже, – подхватил Макс.
– Мама мне объяснила, уже потом, когда успокоилась, что дядя Митя не сгинул, а просто уехал. Очень далеко, по важным делам, и вернется очень не скоро. Ну, я ж
– Ну а чё у вас за фигня-то произошла? – вновь спросил Макс.
– Я расскажу, – кивнул Гагин. – Я все расскажу.
Широким жестом пригласил всех троих разместиться на белом кожаном диване, сам уселся напротив в кресле и задумчиво произнес:
– Я не уверен, что вам мой рассказ понравится. Я в нем выступаю далеко не ангелом. Может, ваши родители и правы, что не позволяли мне с вами общаться… Но молчать тоже больше нельзя. Надоело.
Он упрямо усмехнулся, и Ася, Маша и Макс, не сговариваясь, но в унисон, подумали: он, безусловно, наш, Шадурин. Потому что слишком уж наша, фамильная, улыбка.
Много лет назад. Братья Шадурины
Старшего брата положено боготворить. Или как минимум уважать.
А вот Митя своего презирал. Начать с того, что звали старшего, умереть со смеху, Климом! Это мамочка так придумала, хотя отец и возражал. Полностью имя звучало еще смешнее: Климент. И если его тезка, маршал Ворошилов, хотя бы умел лихо скакать на коне и размахивать саблей, то от Клима Шадурина толку не было решительно никакого.
Митя надолго запомнил, как в раннем детстве ему хватило ума пожаловаться старшему на соседских мальчишек. Обычная история: бандитский, полный отпрысков потомственных пролетариев двор, где всем заправляла лихая компания во главе с грозным, уже побывавшим в детской колонии Васьком. И Васек хоть и лоб под четырнадцать лет, а взялся цепляться к щуплому Митяю. То фофан ни за что вкатит, то жалкие семь копеек, что предназначены на фруктовое мороженое, отберет… Ну, Митька и подумал: в свои-то восемь лет против Васька никак не попрешь. А вот брат, которому уже двенадцать, мог бы помочь.
И нажаловался. И Клим молча кивнул, решительной поступью направился во двор и отозвал ухмыляющегося Васька для серьезного разговора. Митяй – он наблюдал за действом, укрывшись за помойкой, – с нетерпением ждал, когда же наконец старший залепит гаду в ухмыляющуюся физиономию… Но драки не произошло. Митяй с изумлением созерцал, как брат что-то горячо говорит и рожа врага все больше расцветает в издевательской улыбке… А потом Васек и вовсе от хохота за бока ухватился, и до Митяя донеслось:
– Что ты, мля, бормочешь? Какие еще, на хрен, мушкетеры?!
Небрежно оттолкнул брата, сплюнул, вихляющей походкой вернулся к своей компании, а разочарованный Митяй услышал:
– Е-мое, вот придурок! Такую херь заливал!..
Митя примчался домой и потребовал у старшего отчета. Тот нимало не смутился:
– Я ему про рыцарей рассказал. И про мушкетеров. И о том, что сильные не должны цепляться к тем, кто слабее. Так что не бойся. Они тебя больше не тронут.
Ну, брательник, загнул! Совсем помешался на своих идиотских книжках! Тоже мне, помощничек! Теперь не то что не тронут, еще и потешаться вдобавок будут.