Наш общий друг. Том 2
Шрифт:
Он облизнул губы, осмотрелся по сторонам, перевел взгляд на своего бывшего ученика, не спускавшего с него глаз, и потупился.
— Я слышал об этом злодеянии, — сказал Брэдли, не в силах унять дрожь в губах, — но не знал, чем оно кончилось.
— Где вы были, — понизив голос, сказал мальчик и сделал шаг вперед, — где вы были, когда это произошло? Нет! Стойте! Я ни о чем не спрашиваю. Не отвечайте на мой вопрос. Если вы заставите меня выслушать свое признание, мистер Хэдстон, я не умолчу ни об одном вашем слове. Подумайте! Остерегитесь! Я все выдам, я выдам вас! Да! Выдам!
Тяжко было несчастному выслушать это отречение. Предельное, полное одиночество наложило на него свою тень.
— Говорить надо мне, а вы молчите, —
Брэдли взглянул на Чарли Хэксема так, будто это был школьник, который отвечал урок, давно знакомый и смертельно надоевший учителю. Но что он мог сказать теперь своему бывшему ученику?
— Если вы причастны… я не уточняю меры вашей причастности… к этому убийству, — продолжал юноша. — Если вам известно о нем… что бы то ни было… Если известно, кто его совершил… на большее я не намекаю… вы причинили мне такой вред, которого простить нельзя. Мы с вами вместе были у него в Тэмпле, где я высказал ему свое мнение о нем и под свою ответственность высказался и о вас. Мы с вами вместе следили за ним, вместе надеялись, что моя сестра опомнится и оставит его. Мы действовали заодно, и я всячески способствовал вашему намерению жениться на моей сестре. И теперь, преследуя свои цели, вы навлекли на меня подозрение? Такова-то ваша благодарность мне, мистер Хэдстон?
Брэдли сидел, глядя прямо перед собой, в пустоту. Как только Хэксем умолкал, он обращал к нему взгляд, точно понукая его поскорее ответить урок, и дело с концом. И как только юноша снова начинал говорить, лицо Брэдли снова превращалось в застывшую маску.
— Я буду с вами откровенен, мистер Хэдстон, — продолжал Чарли Хэксем, угрожающе мотнув головой. — Сейчас не время притворяться, будто я не знаю того, что знаю… кроме некоторых обстоятельств, о которых вам лучше молчать. Так вот, слушайте! Если вы были хорошим учителем, я был хорошим учеником. Такой ученик делал вам честь и, завоевывая доброе имя себе, в той же мере завоевывал его и своему учителю. Так вот, поскольку мы ни в чем не уступаем друг другу, я хочу показать, как вы меня отблагодарили за мое содействие вам во всем, что касалось сестры. Вы скомпрометировали меня, так как нас видели вместе, когда мы сталкивались с этим мистером Юджином Рэйберном. Вот ваша благодарность. Если мое доброе имя и мое решение прекратить с вами всякую связь помогут мне выпутаться, вашей заслуги тут не будет, мистер Хэдстон, я припишу ее только себе. Вы моей признательности не заслужите.
Юноша замолчал, и Брэдли снова перевел на него взгляд.
— Не думайте, мистер Хэдстон, что это все. Я выскажусь до конца, а каков будет конец, вы уже слышали. Мое прошлое вам известно. Вы знаете, что у меня было немало помех в жизни. Вы слышали мои рассказы об отце, о доме, который, к сожалению, был не таким почтенным, как мне бы хотелось. Я, если можно так выразиться, вырвался из него, мой отец умер, и, казалось бы, после его смерти путь к благопристойной жизни был открыт передо мной. Так нет! Тут на моем пути становится сестра!
Он говорил заносчиво, и краска не заливала ему щек, как будто память о прошлом ничего для него не значила. И удивляться тут нечему, потому что сердце у этого юноши были черствое, пустое. Что может увидеть эгоист и в прошлом и в настоящем, кроме своего эгоизма?
— Я много бы дал, мистер Хэдстон, чтобы вы и в глаза не видели моей сестры. Но ваше знакомство состоялось, и сожалеть об этом бесполезно. Я делился с вами своими мыслями о ней. Я описывал вам ее характер, рассказывал, какие нелепые доводы она выставляла против моего стремления выбиться в люди вместе с ней. Вы влюбились в мою сестру, и я всячески поощрял вас в этом. Но склонить ее на свою сторону нам не удалось, и мы столкнулись с этим Рэйберном. Так что же вы сделали теперь? Вы только подтвердили, что моя сестра была права, невзлюбив вас с первой встречи, а я не прав! Зачем вы это сделали? Почему? Потому что всему виной ваш эгоизм, мистер Хэдстон! Потому что, отдаваясь своим страстям, вы думали только о собственном благе, а меня у вас и в мыслях не было!
Непоколебимая, холодная убежденность, с которой юноша занял эту позицию, могла родиться только в натуре, страдающей тем же самым пороком.
— Удивительно, как складывается моя жизнь! — продолжал он сквозь слезы. — Сколько я ни стараюсь выбиться в люди, на каждом шагу какая-нибудь помеха, хотя винить самого себя мне не в чем! Мало того, что было, — теперь на мое доброе имя ляжет тень из-за сестры, которая наверняка будет замешана в эту историю, если мои подозрения правильны. И чем хуже все для вас сложится, тем труднее мне будет добиться, чтобы мое имя не связывали с вашим.
Утерев глаза и тяжело вздохнув над своими злоключениями, он повернулся и пошел к двери.
— Но все равно, я добьюсь положения в обществе и никому не позволю тащить меня назад. С сестрой покончено, с вами тоже. Если я настолько мало для нее значу, что ей ничего не стоит подрывать мою репутацию, пусть идет своим путем, а я пойду своим. Виды на будущее у меня отличные, и я воспользуюсь ими один. Мистер Хэдстон, я не буду взывать к вашей совести, так как мне неизвестно, что ее отягчает. Но что бы это ни было, надеюсь, вы поймете необходимость прекратить всякое знакомство со мной и найдете утешение в том, что обелите всех, кроме себя. Через несколько лет я стану на место теперешнего старшего учителя в нашей школе. Учительница у нас женщина незамужняя, и хотя по годам она старше меня, я, может быть, женюсь на ней со временем. Таковы мои планы… если вам хоть сколько-нибудь интересно знать, какими путями я рассчитываю добиться приличного положения в обществе. И наконец, если у вас есть чувство вины передо мной и желание хоть чем-то искупить ее, подумайте о том, каким почтенным человеком вы могли бы стать сами и как вы исковеркали свою жизнь.
Пусть никого не удивляет, что несчастный принял это отступничество так близко к сердцу. Как знать! Может быть, в его сердце теплилось чувство к юноше, которому был отдан не один год нелегкого труда? Как знать! Может быть, общение с натурой более яркой, более одаренной, чем его собственная, скрасило ему эти годы? Может быть, сходство между братом и сестрой — и в чертах лица и в голосе — нанесло последний удар человеку, и без того поверженному в непроглядный мрак? То ли, другое ли послужило причиной или все вместе, — но когда юноша ушел, он опустил свою обреченную голову, повалился на пол и, стиснув ладонями горящие виски, замер так, в невыразимой муке, которую не облегчала ни единая слеза.
Плут Райдергуд провел весь тот день на реке. Накануне вечером он прилежно удил рыбу, но наступившие сумерки помешали рыбной ловле. Следующий день выдался более удачный, и рыбак вернулся в сторожку у Плэшуотерской плотины с уловом, завязанным в узелок.
Глава VIII
Немножко перца
Кукольная шьея перестала ходить в контору «Пабси и Ко» на Сэнт-Мэри-Экс с того самого дня, когда случайное стечение обстоятельств обнаружило перед ней (как она полагала) скаредную и лицемерную душу мистера Райи. Сидя за работой у себя дома, мисс Дженни часто возмущалась повадками и фокусами этого почтенного мошенника; свои скромные покупки она делала теперь в другом месте и вообще вела уединенный образ жизни. После долгих раздумий она решила не предостерегать Лиззи Хэксем, в полной уверенности, что та и сама не замедлит узнать истинную цену старику. Поэтому в переписке с подругой она избегала этой темы, а больше распространялась о проступках своего непутевого ребенка, который день ото дня вел себя все хуже и хуже.