Наш секрет
Шрифт:
Наконец подняв взгляд, замечаю, что Северов смотрит на меня хмуро. Челюсти плотно сжаты, глаза потемнели. Хочется поежиться. Интересно, кто-нибудь заметил, что Иван остался недоволен моим ответом? Дружеская атмосфера сменилась давящей и тяжелой, будто над нами нависли густые свинцовые тучи. Или это только я чувствую? Каждой клеточкой своего тела.
Несносный упрямец! Становится обидно. Ведь он сам дал добро, чтобы на этом вечере я говорила что угодно! Я и сказала о своих желаниях. Хочу остаться. Хочу!
Опустив глаза в пол, смотрю на носы своих туфель, которые Светка заботливо положила в чемодан. Они на невысоком каблуке и идеально сочетаются с платьем. Я кусаю губы.
Ну и пошел
он…
к черту! Никто и ничто не испортит сегодняшний праздник.
За десять минут до нового года мы все же усаживаемся за стол. Мне достается место рядом с братом Ивана, Павлом. Он приятный молодой человек, одного со мной возраста. И с ним гораздо легче обмениваться репликами, чем со старшеньким. Сам Иван сидит, откинувшись на спинку стула, напротив нас. К еде не притрагивается и с интересом наблюдает за тем, как мы общаемся с Пашей.
— Итак, ты кондитер, Саша, — подытоживает Северов-младший. — Значит, я могу быть спокоен за брата, он никогда не останется голодным.
Нервно сглотнув, я умалчиваю о подробностях нашей с Иваном сделки. Осталось всего четыре дня. Четыре, и только! И мы попрощаемся. Возможно, навсегда. Хотя не исключено, что где-то при каких-то обстоятельствах снова пересечемся в нашем крошечном городе. Правда, тогда я больше не буду ему должна. И это воодушевляет.
— О, кондитер не равно повар, Паша, — отрицательно мотаю головой. — Я занимаюсь лишь сладостями и десертами.
— Черт, я был уверен, что это одно и то же!
— Увы! — развожу я руками. — Это означает только, что твой брат заработает себе ожирение или сахарный диабет, если… захочет продолжить со мной отношения.
— Опасная ты девушка, Александра, — хмыкает Павел. — Но и брат у меня рисковый.
По телевизору заканчивается поздравление президента. К собственному стыду, в этом году я совсем его пропустила. Паша наполняет бокалы шампанским, Иван тоже пьет. Смирился с тем, что сегодня не сядет за руль? Или с горя? Ночь беспрерывного секса в родительском доме он себе вряд ли сможет позволить.
Три, два, один! Бьют куранты, в уши врезаются радостные визги и крики. Родственники Северова бросаются обнимать и поздравлять друг друга. Я с улыбкой смотрю на это. Надо же, в нашей семье совсем не принято проявлять настолько бурные эмоции. Даже не помню, когда в последний раз обнимала своих родителей.
Чуть позже я незаметно выскальзываю из-за стола, сжимая в руке мобильный телефон. Брожу по дому и натыкаюсь на ванную комнату на первом этаже. Здесь очень тихо. То, что нужно для разговора.
Я
Набрав номер мамы, тут же сбрасываю. Побаиваюсь ей звонить, поэтому выбираю вариант попроще.
— Привет, пап! С Новым годом! Пусть у вас все будет хорошо, — говорю, прислонившись спиной к стене. — И передай маме привет. Я почему-то не могу ей дозвониться.
Прикрыв глаза, делаю глубокий вдох. Я опять вру. Бесстыже вру. Так и привыкнуть можно.
— Саша, дочка, у тебя всё в порядке? — спрашивает отец. — Ты чем-то расстроена?
— У меня всё отлично. Просто… соскучилась, наверное.
— Встретим вместе Рождество.
— У Варламовых? — уточняю я. — А может… втроем, пап? Дома, а? Как когда-то давно?
На другом конце провода слышится шорох. Кажется, отец выходит из комнаты, чтобы поговорить со мной в тишине. На глазах выступают слезы. Они безостановочно катятся по щекам и капают на платье.
— Саша, малышка, я понимаю, что этот дом напоминает тебе о муже… — начинает отец, тяжело вздохнув.
— Нет, пап, дело совсем не в нем. Не в Косте.
— А в чем же?
Дверь в ванную без стука распахивается, и внутрь заходит Иван. Он закрывает замок и прислоняется плечом к стене. Смотрит так пронзительно смотрит, что у меня мурашки идут по коже.
Отвернувшись, прижимаю телефонную трубку к уху. Сердце учащенно стучит. Я боюсь, что Иван что-то скажет, и тогда моя версия о праздновании Нового года с подругой с треском провалится.
— Позже поговорим, ладно? — обращаюсь к отцу. — Я вас очень люблю. И скучаю.
— Я тебя тоже люблю, дочка. До связи.
Отключив телефон, я вытираю слезы тыльной стороной ладони и тут же поворачиваюсь лицом к Ивану.
— Тебя не учили стучать? — спрашиваю с вызовом.
— А тебя не учили закрываться на щеколду? — задает он встречный вопрос спокойным тоном.
Вспыхнув, я хочу ответить, что каждый нормальный человек, заметив, что ванная комната занята, тут же покинет помещение. Но только не он. Не Иван. Потом плюю на эту затею и, опираясь спиной о холодную плитку, сползаю на пол, обессиленная после разговора с отцом.
— Тебя кто-то обидел? — интересуется Северов, присаживаясь рядом.
Его плечо задевает мое. Мы сидим слишком близко. Настолько, что я чувствую тепло его тела и приятный аромат парфюма. Даже голова кружится. Боже, неужели я пьяна?
— Нет, меня никто не обижал, — произношу тихо. — С родителями разговаривала. У нас… сложные отношения. Не такие, как у тебя со своими.
— У нас тоже не бывает все гладко.
— Правда? А со стороны кажется, что между вами полная идиллия. Всегда.