Наш верх, пластун
Шрифт:
– Форвертс!
Невдалеке от назначенного у валуна пункта сбора идущих встретил появившийся из-за дерева ефрейтор.
– Кто стрельбу поднял? – строго спросил Вовк. – Без малого все дело не испортил…
– У танкистов какая-то неполадка приключилась, – ответил ефрейтор, окидывая пленного хмурым взглядом. – Радист очередь схлопотал… сейчас в беспамятстве мается.
У валуна на охапке свежесломленных веток лежал радист. Старший лейтенант, склонившись над ним, перевязывал ему грудь бинтом. Вовк достал из кармана и протянул старшему лейтенанту свой индивидуальный пакет, опустился рядом на корточки.
– Поганая рана. Врача надобно, – заметил он.
– Сам знаю. Только где его сейчас
– Связь со штабом когда? – поинтересовался пластун, бросая взгляд на стоявшую у головы раненого рацию.
– Через полчаса.
– Доложим о бое и покличем сюда врача. А где Кузьма? – спросил взводный, не видя своего казака.
– В охранении, – ответил старший лейтенант. – Двух из своих фрицев я все-таки скосил, а остальные ушли. Понимаешь, накладка получилась. Он, – кивнул ротный на раненого, – с непривычки на «живой» камень наступил… тот и покатился вниз. Тут весь переполох и начался.
Старший лейтенант закончил перевязку. Плеснул на руки из фляжки водой, вытер их пучком травы. Выпрямился и посмотрел на сжавшегося в комок пленного.
– Допрашивал? – спросил он у Вовка.
– Времени не было. Кстати, ты по-ихнему кумекаешь?
– Есть маленько.
– Ну и добре. А то я за всю войну не больше десятка их слов выучил. И те сейчас не к месту.
Старший лейтенант шагнул к фашисту, положил руку на кобуру пистолета.
– Куда и зачем шли? Сколько вас было? – спросил он по-немецки.
– Я все расскажу… все… – быстро, проглатывая в спешке окончания слов, заговорил пленный.
Используя весь свой небогатый запас немецких слов и выражений, старший лейтенант в конце концов выяснил следующее.
Ефрейтор Шульц, как звали гренадера, и четыре его сослуживца-единомышленника при первом удобном случае дезертировали и спрятались в заброшенной лесной сторожке, надеясь с появлением русских сдаться в плен.
Каково же было их изумление, когда три дня назад это убежище оказалось окруженным эсэсовцами и они очутились во власти людей в черных мундирах. Захвативший беглецов гестаповский щтурмбанфюрер с двумя железными крестами на груди настаивал на их немедленном расстреле как дезертиров, но командовавший эсэсовцами бригаденфюрер [Правильно «бригадефюрер». – Hoaxer] распорядился по-своему. Поверив рассказу гренадеров о том, что в сторожке они нашли лишь временный приют от разгромивших вчера их взвод партизан, он решил оставить всех пятерых в своем отряде. С тех пор, вплоть до вчерашней ночи, они постоянно находились при бригаденфюрере и ни на шаг не отходившем от него гестаповце с двумя железными крестами. Во время марша несли их чемоданы и два огромных рюкзака с провизией, на привалах и дневках собирали дрова и разводили костер, готовили им пищу и прислуживали во время еды.
Вчера на рассвете эсэсовский отряд разделился на две группы. Большая часть, около пятидесяти человек, ушла куда-то первой, а часа через три выступили в путь остальные. Бригаденфюрер и все гренадеры оказались во второй группе, которая после обеда также разделилась. Два отряда (примерно по десятку человек) двинулись каждый по своему маршруту, а около двадцати эсэсовцев во главе с бригаденфюрером и его телохранителем-гестаповцем остались на месте. Пятерка гренадеров, все время старавшаяся держаться вместе, на сей раз была разбита по обеим ушедшим группам: двое – в одну, трое – в другую. Незадолго до вечера их группа обнаружила на просеке одиночный русский грузовик с солдатами и устроила на него засаду. После этого, опасаясь возможной погони с собаками, они долго шли по дну ручья, а затем от болота двинулись напрямик через горы к перевалу, где был назначен пункт сбора всех групп. Но дойти к перевалу им не удалось…
Лично он, бывший
– Зато для нас не закончилась, – произнес Вовк, когда старший лейтенант передал ему содержание полученных от немца сведений. – А потому нехай больше рассказывает не о себе, а о бригаденфюрере и его телохранителе с крестами.
Старший лейтенант довольно усмехнулся.
– Все сделано, пластун. Этот генерал от СС заинтересовал и меня. Ведь ясно, что к союзничкам драпает именно он, а остальные черномундирники – просто мелочь, которая обеспечивает его бегство. Между прочим, Шульц сейчас рассказал, как этот важный СС задумал нас обхитрить и направить по ложному следу. Доставай свою карту…
Пока Вовк вытаскивал из-за отворота черкески карту и раскладывал ее на подходящем выступе валуна, старший лейтенант продолжал:
– Лучший дружок нашего ефрейтора, фельдфебель Краус, до войны имел свою кофейню и неплохо стряпал. Поэтому бригаденфюрер назначил его своим личным поваром. Однажды фельдфебель слышал, как бригаденфюрер и гестаповец-телохранитель обсуждали свои планы. Вот они, пластун. Специально позволив нам обнаружить свой отряд, они направляют всю эсэсовскую мелкоту к перевалу по самому кратчайшему и удобному для этого маршруту. В результате, по их расчетам, мы будем вынуждены сконцентрировать на данном участке основное свое внимание и задействовать здесь лучшие силы для преследования и уничтожения выявленных беглецов. А в это время сам бригаденфюрер с небольшой отборной группой потихоньку проскользнет к перевалу совершенно другой дорогой. Не дурак он, этот генерал от СС… А, казак?
– Тоже мыслю, що не дурень, – согласился Вовк. – Только не пойму, отчего он не расстрелял дезертиров, а приблизил их к себе? И неужто не мог сделать так, щоб никто не смог подслушать его сокровенные думки?
– Расстрелять их он мог в любую минуту… и не обязательно сразу. Ну подумай, зачем ему лишать себя раньше времени хорошего повара и носильщиков? А потеря бдительности объясняется элементарно: откуда бригаденфюрер мог знать, что один из этих гренадеров угодит к нам в руки?
– Он, возможно, и не мог знать, – согласился Вовк. – А вот чем думал умник-разумник, который только що предоставил бывших явных дезертиров самих себе? Разве в его башке не могла шевельнуться думка, що они при удобном случае снова смажут пятки салом и в бега подадутся? Неужто нельзя было сейчас сунуть их по одному в каждую группу под надежный присмотр? А зачем швабы вообще вздумали дробиться на части?
– Их командир считал, что так будет легче пробраться к перевалу. Невдалеке от общего пункта сбора всего отряда эта группа планировала снова собраться всем своим составом в одиннадцать стволов.
– Не нравится мне все это, друже, – задумчиво проговорил Вовк. – Ни эсэсовский генерал, который позволил пойманным дезертирам проникнуть в свои тайные планы. Ни старший группы, отпустивший эту троицу, по сути дела, на все четыре стороны. Ох и не нравится… – скривил он губы.
Старший лейтенант умоляюще сложил на груди руки.
– Пластун, не начинай снова свои ненужные мудрствования. Ну, что тебе не нравится? Согласен, в отдельных действиях фрицев иногда отсутствует логика. Ну и что? Разве им сейчас до нее? Да каждый из них, начиная от самого кичливого генерала и кончая последним вшивым ефрейтором, сегодня думает и заботится только о своей шкуре. А то, что пленный не врет, подтверждают известные нам с тобой факты.
Старший лейтенант снова нагнулся над картой. На ощупь пошарил по валуну ладонью, отыскал и взял пальцами тонкий, острый осколок камня.