Наша фантастика № 2, 2001
Шрифт:
Жертву развязали. Уйти в иной мир она должна была свободной от земных уз. Но идти она не могла, а заходить в воду, чтобы бросить ее, никто не хотел. Прикосновение к ЭТОЙ воде внушало страх, а лодки и плоты не должны были бороздить поверхность священных волн. Жрец гневался. Жертвоприношение затягивалось, наступала ночь. Выход подсказал отшельник. Берега озера были сильно изрезаны бухтами и заливчиками. Края одного такого залива вдавались в воду довольно далеко. Жертве просунули под мышками веревку, два солдата пошли по краям залива, держа веревку за концы и волоча жертву до тех пор, пока на воде не заколыхался наподобие водорослей клуб черных волос.
— Зачем нужно ждать? — спросил начальник охраны. — Она же утонула.
— Таков обычай, — сухо ответил жрец. — Не нам его нарушать.
— А куда делся отшельник? — полюбопытствовал лекарь.
Они переглянулись. Святого человека нигде не было видно.
— Наверное, вернулся в свою пещеру…
— Долго нам еще тут сидеть? Неужто до самого рассвета? Холодно же!
— Я скажу, когда можно будет уйти. Я жду знамений. Я всегда их жду. Их не было, но они могут быть.
— А вот раньше, — неожиданно сменил тему начальник охраны, — я слышал, жертву приносили каждые пять лет. Потом каждые три года. Теперь — ежегодно. А жить все хуже. Почему это?
— Грехи! — резко выкрикнул жрец. — Грехи мира стали слишком тяжки и многочисленны, чтобы одна жертва могла унести их в воды озера. И не твоего ума дело судить об этом!
— Я вот тоже раньше слышал, что воды озера… — начал было лекарь, но ему не дали договорить. Теперь, когда в нем не было надобности, он уже не стоил внимания.
— Вообще-то ты прав — отчасти. — Жрец внезапно смягчился. — Раньше и жертвы были другие. Не только девицы, но молодые, сильные мужчины. А теперь — хилые девчонки… И наверное, ТАМ недовольны.
— А вот это ты не прав. Молодые сильные мужчины нужны для войны. Мы окружены врагами…
Раздался отчетливый всплеск.
— Рыба, наверное, играет, — сказал один из солдат.
— Рыба? — Жрец поднял голову.
Снова плеснула вода. И еще раз. Теперь было ясно, что это не рыба.
Они медленно обернулись. И замерли от ужаса, глядя на фигуру, только что выбравшуюся на мелководье и направлявшуюся к ним.
Сама по себе фигура, смутно белевшая в темноте, не казалась страшной, скорее наоборот. Это была девочка лет тринадцати, черноволосая, худая, обнаженная. Но она внушала ужас, потому что это была жертва.
Первым пришел в себя начальник охраны. Все-таки он был воин. Он схватил лежавший под рукой лук, вытянул стрелу из колчана… Тенькнула тетива. За ним выстрелили еще двое. Все стрелы пролетели мимо цели и упали в воду.
— Не тратьте стрел, — сказала жертва. — Они не причинят мне вреда. Теперь я бессмертна.
Голос ее был глух и лишен выражения. Впрочем, они никогда не слышали его раньше и не могли сказать, изменился ли он.
— Слушайте меня все. Они послали меня с вестью. Они живут на дне озера, бессмертные и неуязвимые, те, кто раньше были мужчинами и женщинами, а стали жертвами. И ненавидят вас, обрекших их на мучения. Но озеро мало, а жертв становится все больше. Скоро настанет день, когда жертвы выйдут из озера и пойдут на вас войною, убить же их еще раз нельзя. Умножая число жертв, вы приближаете этот день. Мы придем и будем править вашим
Вытянув руки ладонями вверх, она сделала несколько шагов в сторону отряда. Перенести такое было невозможно. Никому и в голову не приходило стрелять — все бросились вниз, к дороге.
Жертва постояла немного, потом пошла, шлепая по воде босыми ногами, по направлению к ближайшему мысу. Идти ей пришлось не долго. Раздался пронзительный женский вскрик: «Деточка!» Из-за камней выскочили трое. Женщина средних лет в подпоясанном веревкой желтом платье публично кающейся набросила на плечи жертвы шерстяной плащ, закутала ее. Второй уже появлялся сегодня на берегу, только сейчас он стер с лица знаки уединенной жизни, выбросил связку кореньев и стал похож на обычного нищего проповедника. Третий, с короткими седыми волосами и черной щетиной, скрывающей косой шрам от виска к подбородку, раньше явно принадлежал к военному сословию, хотя теперь его простая одежда была крестьянской.
Они зашли за большой валун и уселись на камнях. Женщина протянула жертве лепешку и ломоть овечьего сыра.
— Сделано… — сказал проповедник. — Наконец-то…
— Что, тяжко было? — спросил меченый у жертвы.
Она кивнула:
— Тяжко. Думала, помру… пока в воду не бросили.
— Ушли! — Среди камней появился еще один мужчина — совсем молодой, всего на несколько лет старше жертвы, остролицый, в одежде рыбака. — Все до одного по дороге сыпанули.
Проповедник вздохнул:
— Удалось… Я до последнего мига боялся…
— Если бы не туман, ничего бы не удалось, — сказал меченый.
— А здесь почти всегда туман, — заметил рыбак. — Вон, гляди, опять собирается. Перед рассветом будем сидеть как в молоке.
— И все-таки нужно было подыскать замену, — продолжал меченый. — Они бы все равно поверили.
— Могли поверить, — возразил проповедник, — а могли и не поверить. Лучше было сделать, как сделано.
— Но ведь она могла утонуть.
— Тогда мы повторили бы попытку на будущий год.
— Жестоко так говорить при ней.
— Меня жалеть некому, — сказала жертва. — Я — ничья дочь. И я хорошо плаваю.
— Ладно, героиня… Братство тебя не забудет. А вода, выходит, и правда здесь целебная…
— Целебная, целебная, — подхватил рыбак. — Я, когда берег осматривал, ногу поранил. Прошел по воде — и затянулось.
— Я читал в самых старых книгах, — сказал проповедник, — что в водах озера растворены некие вещества, благотворно влияющие на раны и останавливающие кровь. Поэтому в древности сюда свозили раненых и больных. А потом слова «вода озера смывает боль и страдания» стали понимать превратно, и появился этот чудовищный обычай… — Он тряхнул головой. — Я не об этом. Мы добились двух целей. Во-первых, прекратятся варварские жертвоприношения. А главное — правитель и жречество будут направлены по ложному пути. Пусть ждут нашествия мертвецов со дна озера!
— Надеюсь, — сказал меченый, — что будет посвободнее.
— Ты почему не ешь? — спросила женщина.
— Не хочется. — Жертва посмотрела на еду без интереса.
— А правда, почему? — заметил проповедник. — Ты должна хотеть есть!
— Но мне, честное слово, не хочется. — Она положила сыр и хлеб на камень.
Все повернулись к ней.
— Что ты им говорила? — отрывисто спросил проповедник.
— То, что ты сочинил. Что я еще могла говорить?
— Ты должна умирать сейчас от голода и усталости… после всего. Сколько времени ты провела под водой? Ты видел? — Он неожиданно повернулся к рыбаку.