Наша фантастика № 2, 2001
Шрифт:
Пока ждали врача, блуждавшего по улицам Старой Корисы, Магда рассказала всей компании о том, что случилось с ней после того, как она позвонила Сузи из кафе. Ее не перебивали. Старик, дед Ян-Льюка, слушал молча, но внимательно; его внук возился от нетерпения задать вопросы, но, встречая строгий взгляд деда, сдерживался; Сузи слушала, лежа на диване, устало прикрыв глаза, и, казалось, дремала. Только однажды она выговорила ей зло:
— Говорила же тебе — не выходи из кафе!
— Но…
— Зубы надо было им заговаривать, — цедила слова Сузи. — Это же сумеречные бесы, ничего
Виновато вздохнув, Магда продолжила рассказ. Порой ей казалось, что Сузи опять потеряла сознание, но, услышав о дракончике и яблоках, Сузи тихо сказала:
— Тебе повезло.
О том, как Магда подружилась с дракончиком и как он привел ее обратно к дверям кафе, Сузи слушала молча, не перебивая.
— И когда я тебя увидела…
— Ох, Магда, что же твой хороший песик от нас сирену не отогнал, — вздохнула Сузи.
— Так это он в двери и ломился… — растерянно проговорила Магда.
— Что? — Сузи даже поднялась на локте, будто собиралась встать. — Это и был твой дракончик?
Ян-Льюк потянул ее опять на диван:
— У вас же кусок спины выгрызен! Не двигайтесь! Кровь течет…
Сузи опять рухнула ничком на диван.
— Сирену приручить! — пробормотала она. — Этого и в бреду не придумаешь…
— Сирену? — переспросила Магда. Сирен она представляла иначе, правда, и знала она о них совсем мало — однако сирены с иллюстраций к «Одиссее» и флоридские ламантины выглядели иначе.
Наконец, под окнами раздался звук подъезжающего автомобиля, через минуту в комнате появился врач и с ходу занялся спиной Сузи. Она бормотала из-под его рук:
— Никогда, никогда никого не буду спасать от сумеречных бесов! Никогда! Пытаешься спасти одного — губишь тысячи. Если бы этот «милый песик» вырвался в город — конец городу!
Врач закончил свои манипуляции и оборвал ее причитания уколом. Сузи заплетающимся языком пробормотала еще что-то, но ее сморил сон, и она замолкла.
Магда вышла из этого приключения, отделавшись только порванной одеждой и двумя-тремя глубокими ссадинами от когтей сирены, их она в горячке и не почувствовала; вся медицинская помощь, оказанная ей, состояла из нескольких кусков бактерицидного пластыря и укола противостолбнячной сыворотки.
Врач, слышавший часть рассказа и упоминания о сиренах, не проявил никакого удивления: Сузи он знал давно. Вероятно, он был единственным в мире врачом, которому пришлось решать вопрос, являются ли мифологические сирены переносчиками вируса бешенства, но он ничем не выдал своих затруднений, решив, что предосторожность лишней не будет.
О сумеречных бесах и сиренах Сузи рассказала Магде уже назавтра. Сумеречные бесы из всех бесов самые сложные с точки зрения работы практикующего мага. Их время — 111 минут до заката и 111 после, но к этому необходимо еще особое расположение светил, когда они становятся действительно опасными для человека, причем опасность исходит не непосредственно от них, а от других видов нечисти, с которыми бесы вступают в деловые отношения. Вообще, сумеречные бесы — самые коммерческие существа среди
Черных теней, которые кормят сирен человечиной, Сузи называть не стала: «Не знаю и говорить зря не буду». Что же касается сирен, то Сузи предложила подруге представить непредсказуемо работающий генератор акустических колебаний в диапазоне от ультра- до инфразвука мощностью от 150 до 300 децибел. Для Магды эти слова были пустым звуком, но Сузи с кислой усмешкой объяснять отказалась.
Браслет с письменами, который сослужил Магде такую большую службу, Сузи посоветовала бросить в море — теперь владение им, по ее мнению, могло принести только вред.
Так Магда и сделала.
Но забыть историю, приключившуюся с ней в сумеречном кафе, так и не смогла.
Радий Радутный
ЗВЕРЬ, КОТОРЫЙ ЖИВЕТ В ТЕБЕ
Зверь — это я. Впрочем, в разные времена меня и называли по-разному. Убийца, Демон, Бес, Наваждение, Ужас… Да, человеческая фантазия в этом смысле весьма развита… хе-хе…
А ведь вся эта куча титулов совершенно мной не заслужена. Ну… почти не заслужена. Я не убийца. Все, чего я хотел и хочу, — это жить. Жить, жить, жить, выжить при любых условиях и выбраться из любой заварухи, спасти себя… а если кто-то случайно (а обычно далеко не случайно) очутился на пути — то сам и виноват. Я-то тут при чем?
Я стар. Я очень стар. Связующая нить тел, в которых я жил, тянется глубоко в прошлое — глубоко, невероятно глубоко — и теряется где-то в теплом кембрийском море, среди трилобитов и моллюсков. Мне страшно думать об этом. Страшно — потому что я не знаю, на сколько лет тянется эта нить в противоположную сторону. Я, как и все, могу умереть в любой момент.
Впрочем, все мы, ныне живущие, — счастливчики. Удачливые игроки в самой большой и безжалостной лотерее под странным названием — Жизнь. В игре с невероятно малыми шансами.
Кто скажет, сколько шансов у трилобита? Шансов выжить, выжить и произвести потомство? Думаю, немного. Процентов пять. Ну, у человека, конечно, побольше — под пятьдесят. В среднем двадцать, учитывая скорость эволюции.
А у потомка трилобита? То же самое. И далее, соответственно:
0,2 x 0,2 x 0,2 x 0,2 x 0,2 x 0,2 x 0,2 x 0,2 x 0,2…
Уже в десятом поколении получается 0,0000001024. Шесть нулей перед жалкой скромной единичкой. Уже в десятом поколении шансов практически нет!
Мы все мертвы, мы все никогда не рождались и не существовали, потому что для нас умножать надо не десять, а сотни тысяч, миллионы раз.
Мы все мертвы.
Однако факт налицо — мы живы и в общем-то процветаем, не считая отдельных моментов. Что-то неладно с нашей статистикой.
Мы выжили. Выжили те, кто хотел выжить.
Выжили те, кто не задумывался — ползти или плыть, выйти на сушу или углубиться в ил, взлететь или зарыться под землю.
Выжили те, кто сделал это.
И среди них — я.