Наше дело правое
Шрифт:
— А как же! — ухмыльнулся Льюис с доброжелательностью крокодила и ударом ладони размозжил предателю кадык. Счет пошел на доли секунды. Льюис отшвырнул с линии огня Соло, чтобы глупый щенок не путался под ногами, и это стоило ему пули в плечо. Не обращая внимания на боль, коммандер бросился вперед и разметал десантников, словно взбесившийся шар для боулинга кегли. Падая, прикончил одного из мятежников и схватился со вторым. Гигант был моложе и сильнее, зато коммандер — намного опытнее и меньше хотел жить. Это все и решило. Откинув труп, Льюис откатился в сторону, вскочил на ноги и повернулся — последний из десантников успел встать на колени и уже поднимал винтовку. Льюис ощерился, осознавая, что не
Страшный удар сотряс корабль, и несколько тонн сорвавшихся с места конструкций и приборов, словно волна, снесли коммандера и его врага с ног. Их протащило по отсеку, ударило о стену и погребло под обломками. Крейсер трясло, словно погремушку в руках великана. Металл и сверхпрочный пластик рвались, словно бумага, потом погасло освещение. Примархи не собирались терять свое Священное Право на власть и открыли огонь по штурмовым крейсерам из всех орудий корабля-матки.
Потерявший сознание от удара, Льюис с трудом открыл глаза под рев резервных генераторов и пронзительные вопли сирены. Коммандер был не в силах пошевелиться, но мятежнику повезло еще меньше, ему размозжило голову — и армированный череп не помог. Отсек стремительно затягивало дымом. По лицу текла вода, пахло горящей проводкой и химикатами — сработала система пожаротушения. Коммандер еще успел найти глазами Соло — в дальней, уцелевшей части отсека удирающий раб, срывая ногти, пытался открыть заклинивший люк, ведущий к спасательным капсулам. Потом пришла темнота…
…В сером, блеклом небе плотная пелена облаков расцвечивалась разноцветными вспышками. Падающие в атмосферу корабли вспыхивали огненными цветами. Это было красиво.
Льюис сидел на стабилизаторе еще дымящейся спасательной капсулы и смотрел в мрачное небо. У его ног примостился смертельно усталый Сольвейг, перепачканный копотью, словно коммунистический чертенок из ада. Как хилый мальчишка дотащил его двести пятьдесят фунтов живого веса, да еще в броне, до спасительного люка, коммандер не представлял, как он умудрился провести сквозь атмосферу и посадить спасательную шлюпку, не угробив их обоих, — тоже. Льюис потянулся было снять с шеи щенка рабский ошейник, потом передумал — если местные варвары поймут, что это такое, наверное, у раба будет больше шансов пережить хозяина, чем у свободного, впрочем, на сей счет коммандер не обольщался.
— Сэр, они ведь не будут соблюдать наши Священные Права? — Мальчишка, похоже, думал о том же.
— Нет, парень, не будут, они… — коммандер нахмурился, пытаясь подобрать подходящие слово, — они слишком примитивны для этого. И вообще не доросли до Священных Прав и Свобод. Но знаешь, — Льюис задумчиво хмыкнул, — пожалуй, у них тоже есть чему поучиться…
НОЕВ КОВЧЕГ ПОСТРОИЛ ДИЛЕТАНТ
ПРОФЕССИОНАЛЫ ПОСТРОИЛИ «ТИТАНИК»…
(Послесловие, которого могло бы не быть, если бы на этом все и заканчивалось)
1
Клин клином
Прочитанная вами книга стала итогом литературного конкурса «Наше дело правое», стартовавшего в 2006 году по инициативе Ника Перумова, Веры Камши и Элеоноры Раткевич.
Теперь уже и не вспомнить, с чего именно все началось. Непосредственным толчком, как можно догадаться из предисловия Элеоноры Раткевич, послужила очередная киноподелка на тему Великой Отечественной, но идея прямо-таки носилась в воздухе. Как ответ на идеи другого рода.
Кто из нас ни разу не слышал, что великих людей не существует, что все одинаково мелочны и мелкотравчаты? Кто из нас ни разу не слышал, что подвиги, в сущности, не такие уж и подвиги — потому что совершаются из страха либо шкурного расчета? Что нет отваги и мужества, благородства и самоотверженности, нет ничего, кроме серости? И ведь живет этот серый миф и процветает, и литературная мода на него то и дело вспыхивает с новой силой…
Мы подумали и решили противопоставить слову слово. И попытаться собрать отряд. То есть найти единомышленников. В конце концов, литература вообще и русская литература в частности, как тот ковчег, создавалась дилетантами: сановниками, дипломатами, офицерами, репортерами, врачами. Это потом пришло время профессионалов и «массолитов», которое нынче уходит, если не ушло. Вновь книги пишут юристы, инженеры, биологи, врачи, преподаватели. И их издают и, что характерно, читают.
Именно поэтому мы и объявили конкурс, который так и назвали «Наше дело правое», конкурс, который стартовал в День защитника Отечества.
При этом он никоим образом не был привязан к реалиям Великой Отечественной. Герои могли биться на мечах, бороздить океаны на клиперах и крейсерах, летать на звездных истребителях. Они могли быть людьми, эльфами, вуки, драконами, роботами, наконец. Главное не декорации и даже не сюжет, а настрой, уверенность в том, что «наше дело правое, враг будет разбит и победа будет за нами». Главное, найти — прежде всего для самого себя — слова, такие, что «дымящейся кровью из горла чувства вечные хлынут на нас». И произнести эти слова вслух.
2
Те же и Милош
Чего мы не хотели? Не хотели встревать в споры и выяснения отношений с заведомыми оппонентами, для которых слова «родина», «патриотизм», «Победа» стали едва ли не ругательствами и которых хлебом не корми, дай плеснуть помоями на «эту страну» и возрыдать хоть над власовцами, хоть над эсэсовцами, хоть над буденновскими или бесланскими убийцами.
Не хотели и не встряли. Манера приписать оппоненту заговор против общечеловеческих ценностей, частной собственности и обезьяны, вынуждая его оправдываться, отрицая свое верблюдство, была нам к этому времени слишком знакома, чтобы поддаться на провокации. Мы не собирались затевать очередную сетевую войну, интересную лишь ее участникам. Мы хотели найти тех, кто думает и чувствует то же, что и мы, и подтолкнуть их к творчеству.
Еще мы не хотели скандалов, интриг, взаимных издевательств и прочих прелестей, которыми изобилуют многие сетевые литературные конкурсы. Люди, присылающие свои работы, изначально воспринимались нами как единомышленники и потенциальные коллеги, и мы старались сделать все, чтобы свести негатив к минимуму.
Отсюда и жесткая анонимность конкурса, и еще более жесткое модерирование обсуждения. Никто из организаторов до конца голосования не позволил ни единого публичного высказывания в адрес выложенных работ, так как это могло повлиять на результаты. Мы хотели, чтобы участники и болельщики назвали своих фаворитов независимо от нас. Более того, мы, возможно зря, удерживали от участия в обсуждении своих друзей, чье личное мнение могли спутать с мнением Перумова, Раткевичей, Камши.
Итоги были подведены. Они нас не удивили, хотя мнения организаторов с мнением общественности сошлись далеко не по всем позициям. Не удивили не только потому, что о вкусах не спорят. Мы с самого начала нацеливались на дальнейшую работу с авторами. Вещи сырые, спорные, но яркие, необычные, искренние не должны были затеряться из-за отсутствия внешнего лоска. При этом читатели не могли обойти вниманием произведения, не нуждающиеся в дальнейшей шлифовке.
Читатели и участники оценивали «готовый продукт», организаторы смотрели на потенциал. Профессионализм — дело наживное, а нерв, эмоции, пресловутые «чувства вечные» не подделаешь и не сконструируешь, равно как оригинальность и глубину. Они или есть или нет. У многих авторов они были. И мы рады, что наша затея заставила их взяться за перо.