Наше всё. Футбольная христоматия
Шрифт:
Поскольку у нас было трое суток выходных, то на следующий день я с семьей уехал к своему дядьке на дачу. Телефоны по-прежнему хранились у супруги, сам же я отвечал лишь на звонки близких и клубного начальства. Отвлечься не получалось. Я постоянно видел перед своими глазами ухмыляющийся оскал злобной ведьмы по имени Дисквалификация и отчетливо представлял те ужасы, которые она должна была привнести в мою жизнь. Тем не менее удар я держал неплохо: улыбался, шутил и вообще всем своим видом показывал, что у меня все под контролем.
Вскоре «Спартаку» предстоял вояж в Испанию. С Андреем Червиченко мы договорились, что на сбор я обязательно поеду. Однако вместе с тем мы понимали, что в аэропорту журналисты устроят на меня облаву, а мне совершенно нечего им сказать.
У
Пока самолет готовился к отправке, наш новый доктор Зоткин подозвал меня для разговора: «Егор, я должен иметь полное представление о том, что здесь творится. Ты же понимаешь, что мне обязательно будут задавать вопросы о случившемся». Впервые я обстоятельно говорил на эту тему и чувствовал себя на удивление спокойно. Обида была заморожена внутри и наружу не прорывалась. Моя вера в благоприятное разрешение ситуации была запредельной.
В тот же день уже в отеле у меня состоялась беседа со Скалой. Бедный Мистер до самого последнего момента не знал о том, что в его распоряжении не окажется центрального полузащитника Титова. Скала, по его собственному признанию, изначально очень на меня рассчитывал и связывал со мной воплощение больших тактических планов. Конечно же, он заметно огорчился. При помощи переводчицы Кати я как на духу, этап за этапом, рассказал свою горькую историю. Мистер не мог сдерживать своих эмоций, он то и дело изумлялся, разводил руки в стороны и вскрикивал: «Мама миа!» Итальянец после всего услышанного был близок к нокдауну. Он всегда считал «Спартак» символом российского футбола, а тут такое… Накануне произошло еще несколько неприятных эпизодов, и мне почудилось, что Скала близок к тому, чтобы расторгнуть контракт с клубом. У Мистера не было ни времени, ни игроков, чтобы успеть построить команду. Если бы ему были созданы те условия, которые потом предоставили Старкову, полагаю, он сделал бы «Спартак» чемпионом.
Как бы то ни было, в конце января 2004 года я, хоть и тренировался, о футболе размышлял мало — куда больше думал о своем будущем.
Трудно сказать, был ли у меня тогда хотя бы малейший шанс на спасение. Мне был необходим грамотный и опытный адвокат. Как мне впоследствии сообщили, свои услуги предлагал человек, который умудрился отмазать Давидса, хотя голландец попал в переплет, пожалуй, более серьезный, чем я.
Я не в курсе, почему выбор пал на Николая Грамматикова и Александра Зотова. Это действительно толковые юристы и приятные люди, но на тот период они не обладали знанием всех нюансов по взаимодействию с УЕФА. У них элементарно не хватало опыта в подобных делах. К тому же бромантан слишком специфический препарат, и придумать какую-либо правдоподобную обеляющую меня версию было проблематично. Не могли же мы говорить, что осенью 2003 года весь «Спартак» исподтишка обкормили этой гадостью и Титов всего лишь один из тех пострадавших, над которыми провели такой изуверский эксперимент.
В итоге была выбрана какая-то совершенно нелепая линия защиты. Я с самого начала осознавал, что в ней отсутствует здравый смысл и в эту бредятину вряд ли кто-то
Когда мы прибыли на заседание, обстановка придавила меня своим официозом. По одну сторону баррикад располагались главные фигуры европейского футбола и лучшие специалисты антидопингового комитета, которые в лаборатории уже проверили оглашенную нами версию и пришли к выводу, что она неправдоподобна. То есть все эти высокопоставленные уважаемые персоны были уже настроены против футболиста Егора Титова и его представителя Николая Грамматикова. Стало ясно, что нас ждет полнейший провал: я говорил то, во что и сам бы никогда не поверил. Конечно, основной удар на себя принял Коля. Он блестяще все излагал на трех языках.
Когда пробил час для того, чтобы взять решающее слово, мы попросили паузу для размышления.
Вышли в коридор, где нас поджидал Андрей Червиченко, и решили, что апелляцию подавать не будем. Дров было наломано и так на целую поленницу, и больше рисковать не стоило. Грамматиков не сомневался, что если мы все-таки подадим апелляцию, то вскроются новые обстоятельства дела — и вместо года мне впаяют два.
Мы вернулись в зал, чтобы сообщить о своем согласии с ранее вынесенным вердиктом. Последняя надежда на чудо умерла, но в тот же миг я ощутил, что с моей души свалился тяжелейший камень. Я вместе с чувством облегчения испытал даже некое подобие радости: ведь не пострадали ни мой клуб, ни сборная.
Сегодня все отболело. Перемолол, перекрошил и поглубже в себя запрятал. Можно было бы, конечно, нянчиться со своими переживаниями и долгие годы тянуть их за собой. Однако мне этого не надо. Другое дело, и я это знаю точно, такие удары бесследно не проходят. Все они оседают в нас и в определенное мгновение могут вылезти наружу. Никто не даст гарантии, что через десять-двадцать лет наши организмы не станут рассыпаться, и никто точно не скажет, как это отразится на наших потомках. Несколько лет после той истории жены спартаковцев боялись рожать.
До сих пор одна вещь мне не позволяет окончательно забыть бромантановую историю. Когда что-то взрывается, как правило, какая-то группировка берет на себя ответственность за теракт. Ответственность за то, что произошло вообще и за мой потерянный год в частности на себя так никто и не взял. Если бы Щукин, Чернышев, Катулин или кто-то еще встал и признался: во всем виноват я, для меня это было бы значимо. Я бы уже никогда ту историю не вспоминал. А так живу с горьким осадком. Если человек не способен сделать официальное признание, то хоть бы втихаря извинился. Когда у меня обнаружился допинг, Чернышов мне позвонил: «Егор, думай что хочешь, но я здесь ни при чем». С Щукиным даже поговорить не удалось, он моментально исчез. С Катулиным я несколько раз пытался выяснить отношения, но Артем о своей роли в этой истории отмалчивался и все валил на Щукина. Ладно, господа, Бог вам судья.
А однажды, долгое время спустя после тех событий, я прочел интервью Андрея Червиченко, где он сказал, что никто не призывал Титова пить запрещенные таблетки. Признаться, в тот момент моя нервная система дала небольшой сбой. И потом долго перед глазами стояла картина, как спартаковские служители клятвы Гиппократа подошли ко мне и, еще раз объяснив законность и обоснованность введения новых витаминов, попросили, чтобы я как капитан показал пример. В перерыве между таймами, когда команда сидела в раздевалке и слушала тренера, доктора на корточках проползали перед ребятами и давали эти пилюли. Многие отказывались. Вот тогда-то меня и попросили собственным примером снять у команды все подозрения. Совершенно жуткая история…