Нашествие чужих: заговор против Империи
Шрифт:
Противники большевиков тоже готовились к борьбе. Но готовились иначе. Писали речи, согласовывали проекты резолюций. Собирали обвинения в адрес Советского правительства. А поддержку надеялись найти в лице союзников. Ну неужели откажут? Это же, вроде, было в их собственных интересах, Чтобы в России установилась «демократическая» власть, продолжила войну до победного конца… И выборный комитет в Учредительное Собрание пригласил на его открытие послов западных держав. Какая это была бы моральная поддержка! «Демократия» изобличит и скинет прогерманских заговорщиков перед лицом всего мира, рука об руку с союзными странами. Однако иностранные дипломаты дружно… отказались. Нетрудно понять, что это развязало руки большевикам, теперь можно было действовать без стеснения.
И все разыгралось четко по плану. 5 января, на первом заседании «учредилки», Свердлов зачитал «Декларацию прав трудящегося
«Поддерживая Советскую власть и декреты Совета Народных Комиссаров, Учредительное Собрание считает, что его задачи исчерпываются установлением коренных оснований социалистического переустройства общества».
То есть, «учредилке» предлагалось всего лишь узаконить большевистскую власть и разойтись по домам. Собрание «Декларацию» с возмущением отвергло. А значит — не пожелало признать «прав трудящегося и эксплуатируемого». Само расписалось в своей «контрреволюционности»! Большевики и левые эсеры покинули заседание. А ночью матрос Железняков без всяких церемоний выгнал делегатов из Таврического дворца. В защиту Учредительного Собрания начались было демонстрации рабочих, студентов, интеллигентов. Но их встретили вооруженными заслонами и пулями. Руководили расстрелом Свердлов, Подвойский, Урицкий, Прошьян, Бонч-Бруевич.
III съезд Советов открылся с запозданием, не 8, а 10 января, но прошел как по писанному. Объявили, что не «учредилка», а Съезд Советов является высшим органом власти — и за это, т. е. за самих себя, делегаты проголосовали охотно. Постановили одобрить политику Совнаркома, приняли пресловутую «Декларацию». А уже под занавес, когда устали, Свердлов вдруг «вспомнил» и вынес на голосование два «маленьких» формальных пункта. Изъять из названия правительства слово «временное». И из всех декретов тоже. И все, что Совнарком успел напринимать «временно», одним махом стало вдруг постоянным…
Но вот еще какая интересная штука получается. Учредительное Собрание не получило от иностранцев ни малейшей поддержки. А большевики, проявившие столь своеобразное понимание «демократии» — пожалуйста! На III Съезд Советов прибыли и выступали с горячими приветственными речами «представители рабочих» Швеции, Норвегии, США. Уж каких они «рабочих» представляли — другой вопрос. Но Джон Рид и его коллеги Альберт Рис Вильямс, Луиза Брайант освещали события в американской прессе с исключительно просоветских позиций. А шеф Рида полковник Робинс докладывал в Америку своему руководству:
«Советское правительство сегодня сильнее, чем когда-либо. Его власть и полномочия значительно укреплены в результате роспуска Учредительного Собрания».
Советовал:
«Нужно поддерживать большевистскую власть как можно дольше» [205] .
Полковник Хаус в это время записал в дневнике, что США следует искать сближения с большевиками и «распространить нашу финансовую, промышленную и моральную поддержку по всем направлениям», и «это поставит русскую ситуацию под наш контроль» [206] . Президент Вильсон в речи перед конгрессом 8 января недвусмысленно выразил «дружественные намерения» по отношению к русской революции. А потом обратился и к Съезду Советов, направил «Воззвание к русскому народу». В своих заявлениях Вильсон указывал:
205
Уткин А. И. Первая мировая война. М., Алгоритм, 2001.
206
Архив полковника Хауза, с предисл. А. И. Уткина, М., АСТ
«Наши надежды на будущее во всем мире пополнились новой уверенностью благодаря чудесным и греющим сердце событиям, которые происходят в последние несколько недель в России. Вот подходящий партнер для Лиги Наций!»
Такие действия не могли не остаться без внимания других держав. И германский посол в Швеции Люциус делал вывод:
«Америка проводит умную политику, она признает Советское правительство де-факто, ее дипломаты, агенты и бизнесмены остаются в России, она материально поддерживает большевистское правительство. Все это даст свои плоды после войны».
Нет, не только после войны. Американские деляги вовсю паслись в Советской России. И в то же самое время, когда русских интеллигентов клеймили «буржуями» и травили, когда они оставались без средств к существованию, бизнесмены из США собирали обильные «урожаи». За бесценок скупали у голодных людей фамильные драгоценности, полотна и скульптуры известных мастеров, другие произведения искусства, меха, антиквариат, вывозя их за рубеж целыми вагонами. А германский агент в Копенгагене доносил в Берлин об умопомрачительной операции, которую провернул «американский банк в Москве» — «обнародовал известие о том, что он берет на сохранение деньги российских подданных, и что американское правительство гарантирует эти деньги, даже в том случае, если большевики наложат на них секвестр». За короткий срок «русскими частными лицами было передано на сохранение 7 млн. рублей». Интересно, многие ли вкладчики сумели потом выехать за границу? Многие ли уцелели в месиве гражданской, смогли добраться до нужного банка и вернуть свои «гарантированные» деньги?
25. Тайны Брестских переговоров
За услуги, оказанные большевикам, Германия ожидала оплаты — сепаратным миром. Впрочем, ничего другого Советскому правительству не оставалось. Армия была абсолютно развалена, значительная ее часть уже разъехалась по домам. Сразу после переворота Совнарком направил приказ начальнику штаба Ставки Духонину — начать переговоры о перемирии. Союзные миссии при Ставке тут же заявили Духонину официальный протест.: Дескать, «нарушение союзнических обязательств может иметь самые серьезные последствия для России». И генерал отказался выполнить требование, ответил в Петроград, что вопрос о мире входит в компетенцию политиков, а не военных. От дипломатических протестов Троцкий легко отмахнулся — указал, что Советское правительство желает не сепаратного, а всеобщего мира, уже направив соответствующие предложения державам Антанты. А в Ставку послали эшелон матросов во главе с Крыленко и Духонина зверски убили. Иностранные представители в Могилеве вступиться за русского генерала и взять его под защиту даже не попытались.
Под Двинском советские парламентеры встретились с германским командованием, и переговоры были назначены в Брест-Литовске, где располагалась штаб-квартира командующего Восточным фронтом генерала Гофмана. Советскую делегацию на первом раунде возглавил Адольф Иоффе. В Брест она прибыла 20 ноября (3 декабря). И атмосфера на переговорах установилась почти дружеская. Принц Леопольд Баварский и Гофман устраивали банкеты в честь дорогих «гостей». Их демонстративно чествовали, выражали подчеркнутое почтение. Хотя «красные дипломаты» вели себя порой просто карикатурно. «Представитель трудового крестьянства» Сташков напивался в доску. Секретарь делегации Карахан занялся бурными спекуляциями. Обменивал «николаевские» рубли на германские марки и скупал в местном «военторге» все подчистую — часы, мануфактуру, обувь, косметику, вино. Иоффе и Каменев под предлогом «облегчения участи пленных» ездили в Варшаву отовариваться и оттягиваться в фешенебельных публичных домах [207] .
207
Фокке Д. Д. На сцене и за кулисами Брестской трагикомедии./ АРР, т.19, М., Терра-Политиздат, 1993.
Но за столом переговоров каждая из сторон держала камень за пазухой. Советское правительство надеялось на то, что в Германии и Австро-Венгрии начнется революция и тайно предпринимало шаги в этом направлении. Германское руководство, в свою очередь, подготовило большевикам сюрприз. Охотно признало формулу «мира без аннексий и контрибуций». Но в декларациях самих же большевиков значился и другой лозунг. «Право наций на самоопределение». И его ох как хорошо можно было использовать! Германский министр иностранных дел Кюльман писал в эти дни, что главной задачей является «дезинтеграция старой России». «Германия должна признать отделение Финляндии, Украины, Кавказа и Сибири… Множество слабых отделившихся государств будет нуждаться в германском покровительстве» [208] . Как только большевики поняли, что они «без аннексий и контрибуций» могут потерять все окраины, они схватились за головы. Пытались юлить, толковать «право на самоопределение» по-своему. Но на первом раунде удалось договориться только о перемирии.
208
Уткин А. И. Первая мировая война. М., Алгоритм, 2001.