Нашествие хазар (в 2х книгах)
Шрифт:
– Я об этом подумаю… - тихо сказал Аскольд.
– И о милосердии подумай тоже, архонт… Я забуду о том, как срубил ты голову хазарскому жрецу. Но буду помнить, что позволил освободить невинных из темницы, и они отплатили добром за добро.
– Я срубил голову жрецу, ибо он того заслужил!
– То же самое молвил и я. Хорошо, что мы понимаем друг друга.
После сна Фарру в последнее время мучили головные боли, в суставах болели ноги, а тело от головы до пояса будто кто поколотил палкой… Старость - не радость, но иудею совсем недавно исполнилось лишь пятьдесят,
Ах, какой прекрасный халас испекли ему Лия и любимая служанка Любава, а какой душистый шолент вышел из печки на его пятидесятилетие!
Сам Фарра исповедовал фарисейство, как и все его друзья в окружении хазарского царя и кагана: первый советник Завулона Массорет бен-Неофалим, богослов Зембрий, ибо фарисейство - хорошая умная вера иудеев.
Фарисеи распяли Христа, и этим напрочь отторгли от себя христиан, как отгородились от язычества созданием религиозных законов. Теперь иудеи спаяны кровью «сына Божьего», коего они считают всего лишь смертным старшим братом зелотского вождя. Сейчас иудеи особо целеустремленны в ожидании прихода истинного Мессии. Устроившись советниками первых людей государств вроде Хазарии, подсказывая, как править, они преследуют свою корысть, исходя из главного талмудического завета - о мировом господстве и своей богоизбранности.
Тот или иной государь в их окружении похож на матерчатую куклу, действиями которого управляют, дёргая за верёвочки… Вот почему иудей Фарра любит кукольный театр, который он устроил у себя дома и от души веселится, глядя на кривляния попрыгунчиков.
«А ведь можно попрыгунчиками сделать не только правителей, но и всех их подданных… - после кукольных представлений думал Фарра.
– Сие возможно, к примеру, если бы в Киеве княжил Дир, но пока есть соправитель Аскольд, подобное - неосуществимо… Об этом я как-то Массорету бен-Неофалиму сказал. «Ничего, время работает на нас…» - ответил первый советник кагана. В знак согласия кивнул головой присутствующий тогда при разговоре и богослов Зембрий… Вот они-то, продолжая дело, начатое Исааком Сангари - дело внедрения иудейства в Хазарию, тоже приложили немало труда, чтобы не только каганы и хазарские цари стали в их руках куклами на верёвочках, но и весь их народ…»
– Любава! Любава!
– позвал служанку Фарра, спустив с лавки раскоряченные, в синих прожилках толстые ноги на до блеска выскобленный пол.
Не вошла, влетела девушка с русой косой, пунцовыми пухленькими губами и смеющимися ямочками на твёрдых, как наливное яблоко, щеках.
– Слушаю тебя, мой господин, - игриво произнесла она, и глаза её, зеленоватые, как у кошки, вспыхнули.
– Почеши мне спину, любезная… - потянулся, зевая, иудей.
– Ой, как хорошо! А теперь живот почеши… Наклонись. Ай да молодец, Любавушка… Серьги скоро от меня получишь… Золотые.
– Ты только обещаешь, господин, да не даёшь.
– Хорошо! Ой, хорошо! Пониже возьми… Вот так! Получишь, моя любимая, обязательно получишь…
– Господин, жена увидит - попадёт нам обоим.
– Ничего, я ей тоже серьги куплю.
– Лия твоя золото очень любит.
– Возьми в руки, Любавушка… И пальчиками погладь… Погладь пальчиками… Ой, моя драгоценная!
– Господин, а ещё твоя Лия конюха Володея любит…
– А ну цыц, дурёха!.. Вечером ко мне придёшь, поговорим об этом. И почешешь мне ноги, вишь, опухать стали…
– Береги себя, господин мой, - весело прощебетала девица и упорхнула.
Фарра подошёл к окну, растворил его; хозяин меняльной лавки мог позволить себе иметь окна в доме из настоящего стекла, привезённого из Херсонеса. А раскрыл створки не потому, чтобы лучше обозреть открывающуюся сверху, с Зайковой горы, картину природы, а вобрать в грудь бодрый воздух, сразу нахлынувший с днепровских низин и из хвойного леса, росшего с восточной стороны жилища.
День для Фарры начинался хорошо, если бы не заноза, которую оставила в его сердце Любава: иудей и раньше замечал, что перед тем, как сделать распоряжения дворовым внизу и на конюшне, Лия подолгу сурьмилась и румянилась, надевала лучшие платья.
Поначалу он радовался тому, как следит за своей внешностью жена, видел, что её миндалевидные глаза, высокая грудь и крутые бедра нравились многим вятшим, а особенно степенному арабу Изиду, который длину ног Лии не хулил, а возводил в достоинство, исходя из восточных воззрений на красоту женщины. И вот на тебе! Новость… А жена, оказывается, полюбила конюха Володея, мизинного человека, но красивого и холостого.
«А если его женить?! На Любаве… - Фарру эта мысль развеселила.
– Забавно будет: моя любовница станет женою любовника моей жены… Во-о, ситуация! Как в кукольном театре… Хотя, успокойся… Мало ли чего наплетёт языком дурёха…» - И иудей колыхнул в смехе живот, затем согнувшись, ударил себя кулаками по толстым ляжкам.
«Ладно, буду одеваться», - решил и позвал слугу.
Но тут в дверь постучали, и Лия, непричёсанная, в несвежем халате, вошла на половину мужа.
– Фарра, тебя какой-то человек внизу дожидается… Впустить?
– Погоди… Подождёт. Сам к нему выйду.
Покосился на жену недовольно: «Ко мне может зайти в любом виде… Стерва! Знать, не волную я её теперь как мужчина… Где наши молодые годы?! То время, когда мы любили друг друга. Всё уходит, исчезает, как утренний туман над Борисфеном… И если после него воды реки очищаются, то в душе моей становится ещё мутнее. Сие называется старостью. Она уже подступает…»
– Уходи, смотреть на тебя, неопрятную, не могу.
– Знаю, на кого можешь.
– Знаю и я про тебя… Потому - помолчи.
Жена ушла, громко хлопнув дверью. Фарра плюнул ей вослед.
«Что мне нужно теперь?
– задал себе вопрос.
– Почёт, уважение друзей и сородичей… Свершу дела свои в Киеве, уеду в Итиль, заживу в знатности и богатстве… А человек внизу, уж не посланник ли Массорета бен-Неофалима?»
…Отныне люди Яромира, которые по приезду в Киев установили наблюдение за иудеем Фаррой, всё чаще стали видеть его, выезжавшего на рысаках с Володеем будто бы по своим делам, за городом, на засечных его границах.
А спустя несколько дней сын Светозара отрядил своих людей для тайного сопровождения посланника хазарского советника, которому Фарра передал план укреплений Киева со словами:
– Подтверди ещё раз Массорету бен-Неофалиму - первому человеку в Итиле после царя и кагана - моё верноподданническое к нему отношение и передай, что сии оборонительные сооружения вокруг Киева остаются пока в неизменном виде. Если и будут далее укрепляться, то лишь углубятся, как того требуют рвы, или же вырастут, где воздвигнуты крепостные валы. Я их хорошо обозначил. И ещё передай: если задумано идти на Киев, надо делать это не мешкая, пока Дир у древлян. Брать Киев приступом нужно от рек Глубочицы и Клова, я там в плане тоже пометил, а от Борисфена города не взять, также как и от Почайны… Ну, Яхве и наши первосвященники с тобой, гонец!..