Нашествие хазар (в 2х книгах)
Шрифт:
– Назад, Бук!
– что есть мочи закричал Доброслав, потому что по псу разбойники выпустили сразу с десяток стрел. К счастью, только одна попала в панцирь и, отскочив, сломалась.
Хрипя от ярости, ещё не остывший от схватки, Бук вернулся назад.
Вот уже откинул копье и завалился в траву один из велитов, поражённый сразу двумя стрелами. Упал и другой с торчащим в затылке деревянным стержнем с черным оперением.
Показались и пешие разбойники. Кто они? На хазар не похожи… С прямыми носами, не иначе - угры.
Снова
И вдруг взвыл от боли Зевксидам: стрела угодила ему прямо в глаз, он схватился за неё обеими руками, выдернул, и кровь густо оросила траву.
Всадники улюлюкают уже со всех сторон. Убиты ещё четыре велита, разбойники всё ближе и ближе… Константин встал во весь рост и начал креститься. Подстрелят его… Господи, отведи от него стрелу или копье, и пусть меч просвистит мимо головы!
Вот кто держится как истинный римлянин - язычник Доброслав: без страха одну за одной посылает он стрелы, многие из которых достигают цели. Но давно видно, что силы неравны. Почему не стреляет Ктесий и его знакомый в чёрной одежде?
Кольцо сжимается, пешие разбойники уже не бегут, а идут, уверенные в том, что мы от них никуда не денемся, а всадники стали скакать кругами… Это смерть.
Но тут мы услышали какой-то нарастающий вой, похожий на волчий, отчего насторожился Бук и у него поднялись уши… И вдруг из-за того же кургана появились на лошадях вооружённые люди, на полном скаку они стреляли из луков в разбойников, и те смешались, сбились в кучу, и началась рубка мечами… Через некоторое время среди разбойников-угров в живых никого не оказалось. Я снова поглядел на Ктесия и теперь поразился его преображению - лицо капитана покрыла бледность, на лбу выступили капельки пота, руки дрожали… Приподнялся Дубыня и выкрикнул:
– Е-е-рус-ла-а-н!
На зов откликнулся один из всадников, с широкими плечами и со шрамом через всё лицо, и повернул лошадь к нам.
– Разрази меня Перун, если это опять не бывший парила!… Дубыня, снова мы встретились? Ну и дела!… Как же вы попали сюда?
– А как вы? Ты же решил свой отряд увести к Борисфену.
– Решить-то решил… Да увидел в Меотийском озере греческий корабль. Принял за купеческий. Хотел грабануть его возле Саркела, да никак не подступиться. Возле берега лёд, вплавь пускать лошадей - угробить их…
– Так это ж мы плыли на нём!
– Теперь-то я понял. А после Саркела потерял вас из виду, а сейчас встретились. Ну, здравствуй!
– Здравствуй, Еруслан, - ответил Дубыня.
Значит, слово «Еруслан» означает имя, и этот тать хороший знакомый Дубыни, тоже, конечно, язычник…
Еруслан увидел пса и воскликнул:
– Бук, дорогой, и ты здесь! Ах, какой молодец! И в доспехах, как воин…
– А он и есть воин, - сказал Доброслав, подошёл к Еруслану, и они обнялись.
Пошли расспросы, разговоры. Я понял одно: Еруслан отомстил за жену, разгромив и подвергнув сожжению солеварню на Меотийском озере.
Позже я узнал о том, как надругались греки над его женою, и в моем представлении Еруслан уже не казался кровожадным разбойником.
Зевксидам не катался по траве, а лежал, устремив единственный глаз в небо. Я подошёл к нему, он ещё был жив. Он повернул в мою сторону распухшее до неузнаваемости, синюшное лицо, даже попытался подняться на локте, силясь что- то сказать; губы у него шевелились, но в горле клокотало, и никаких слов я разобрать не мог…
Потом глаз его стал стекленеть, из него выкатилась крупная слеза, тело лохага содрогнулось, из носа показалась кровь, он рыгнул два раза и затих. Что он хотел сказать перед смертью? Покаяться?… Да, теперь уже никто никогда не узнает об этом.
Мы поймали разбежавшихся лошадей и верблюдов, сложили палатки, поблагодарили Еруслана за то, что вызволил нас из беды. Велиты стали рыть могилы, чтобы похоронить Зевксидама и товарищей, а язычники вытащили из повозок буйволиные кожи, намочили их в озере и обмотали ими своих, погибших в сражении.
Доброслав объяснил, что теперь они довезут их до берега Танаиса, а там, отыскав для погребального огня необходимый горючий материал, сожгут трупы по обычаю предков, - здесь, как мы понимали, такой костёр не разжечь… Разве что может сгодиться ковыль-трава, но жару от неё хватит лишь на то, чтобы приготовить пищу. И только.
Проверяя, крепко ли приторочен сундук с драгоценностями, я сказал Константину:
– Отче, а этих двух язычников - Доброслава и Дубыню - с их псом нам послал сам Господь Бог… Если бы не они, мы бы пропали. Не от рук угров погибли бы, так от стрел и мечей разбойников Еруслана.
– Ты прав, Леонтий. Значит, нам не суждено умереть в этих необозримых хазарских степях… Господь желает, чтобы я сразился с иудейскими и мусульманскими богословами. Поэтому он дарует нам жизнь.
– Господу нашему слава, и ныне, и присно, и во веки веков…
– Аминь!
– заключил Константин и осенил себя крестным знамением.
С отрядом Еруслана вскоре расстались - они повернули обратно, мы же продолжали свой путь к Итилю.
Ктесий за остальное время пути вёл себя тише воды, ниже травы. Серебряный шлем он ещё там, у озера, снял и больше не надевал его, видимо, стыдно капитану было за проявленную трусость. Только так расценили мы его поведение в день нападения угров.
А мы с Константином, качаясь в сёдлах, мирно обозревали бескрайние земли хазар, занимающие огромные пространства Закавказья, Нижнего и Среднею Поволжья, Северного Крыма, территорию между Волгой и Уралом.