Нашествие хронокеров
Шрифт:
– Спасибо, Рома, – сказал я. – Сегодня уж точно смотреть не буду. Устал. Да и, честно говоря, не успел еще соскучиться по ним. После того ведь мне еще дважды пришлось с ними встретиться.
И я рассказал о своем опыте близкого контакта с пришельцами.
– Ну, ты, брат, даешь, – покачал головой Руслан, когда я закончил. – А у тебя хватка – что надо. Уважаю.
– У них были зубы? – поинтересовалась Мира. – Я имею в виду, у лиц на головогруди хронокеров.
Я пожал плечами.
– Не припомню, чтобы были. А что?
– Мне кажется, эти лица –
– Что? – не понял я.
– Тля, какой бы она ни была – космической или земной – не является стерильной культурой. – Она задумалась, потом продолжила: – Понимаешь, высказывание «На землю прибыли инопланетяне» не совсем точно.
– Почему?
– Правильнее говорить: на землю прибыли инопланетные симбионты. Каждое живое существо живет в содружестве с рядом других организмов. Это называется симбиоз. Взять хотя бы людей. Их кожа, ротовая полость, кишечник населены бактериями. Без них мы не можем благополучно существовать. Или вот, взгляни, к примеру, на наших, земных, тлей. Бактерия Бухнера, которая обитает в их пищеварительном тракте, участвуют не только в процессе переваривания пищи. Она помогают насекомым приспособиться к колебаниям температуры. Практически все животные на земле создают сообщества.
Я вспомнил лицо хронокера, сопоставил его с маленькой треугольной головой насекомого.
– А не может это лицо быть элементом своего рода защитной окраски? – спросил я. – Как череп на крыльях бабочки.
– Мертвая голова?
– Вроде того.
– Эта версия у меня была. Но очень сомнительно, чтобы природа поместила отпугивающий элемент раскраски на передней поверхности головогруди, которая у насекомых всегда спрятана. Кроме того, «устрашаемость» лица довольно спорна. Все зависит от психологии врага. Может, кому-то эти лица покажутся забавными.
– А что ты говорила о рудиментах?
– Представь себе, что когда-то давно некие инопланетные двуногие люди, развивавшиеся сначала по тому же пути, что и мы, стали использовать крупных насекомых, как земляне использовали коней.
– Такое вполне возможно, – согласился я.
– Хомо сапиенс существует, по разным версиям, от тридцати до ста тридцати тысяч лет. Для живой природы Земли это не слишком большой период. Лошадь используется в течение последних шести тысячелетий. Правда, сто лет назад лошадей повсюду стали заменять машины. Таким образом, симбионт оказался не стойким.
Мира сделала паузу. Мысли она излагала обстоятельно, как примерная студентка, хорошо подготовившая доклад.
– Теперь представим похожую ситуацию. Возьмем насекомое, которое, кроме того, что умеет бегать, еще и летает, обеспечивает бесплатной энергией и даже каким-то образом воздействует на время. Разумеется, эти свойства у него выработались не сразу. Что-то перешло от доминирующей, более высокоразвитой, особи, что-то сформировалось со временем. И еще представь, что период, в течение которого организмы взаимодействуют, исчисляется не тысячелетиями, а миллионами или десятками миллионов лет.
– Ты хочешь сказать, что давным-давно, когда на земле еще ходили динозавры, где-нибудь в созвездии Столовая Гора развивался этот мутант? – спросил я, и тут же сам себя поправил: – Да нет. Вероятно, это произошло значительно раньше. А во время наших динозавров хронокеры уже летели в открытом космосе.
– В состоянии анабиоза, – добавила Мира.
– Можно ли предположить, что биологические существа переносят мировой холод без дополнительных средств защиты?
– Можно предположить многое, – серьезно сказала Мира. – Я наблюдала за хронокерами почти две недели. И даже видела, как они рожают. Хронокеры – живородящие. И они действительно мутанты, эволюционировавшие из симбионтов.
– То есть?
– Рождаются с головой насекомого и лицом человека.
– Это не совсем человеческое лицо, – сказал я. – Они похожи на мумий. Вместо глаз – впадины. А внутри какой-то дымок. Нос высохший, губы – серые, потрескавшиеся. Но черты все же мягкие. Больше похожие на женские.
– Все это жутко интересно, – неожиданно вставил Шишига.
– Да уж, – кивнул Руслан, который все это время, прищурившись, слушал. – И ты стрелял прямо в эти лица?
– Один раз – в лицо. Из салона машины. Выхода не было.
– У тебя есть хроновизор? – спросила Мира.
– Да. Только он в пикапе. Меня Руслан привез. А пикап осталась в центре.
– Я съезжу, – тут же вызвался Шишига. – Нельзя оставлять до утра.
– Можно, – сказал я. – Ночью ведь опасно.
– Я с твоим аппаратом, – радостно отозвался Рома. – Привык к нему. Очень удобно.
Я посмотрел вопросительно на Миру.
– У нас утверждены правила безопасности, – сказала она. – Никто их не нарушает. Ты тоже не должен. Теперь нам нельзя расставаться.
Я снова подумал об отношениях Миры и Руслана. За вечер она ни разу не назвала его Русликом. Значит, при мне стесняется.
– Постараюсь не нарушать ваших правил, – буркнул я, выгоняя из живота нахлынувший холодок.
Мира вскинула на меня удивленный взгляд. В свете мерцающих свечей ее лицо было прекрасным.
Я улыбнулся и, чтобы не выдать замешательства, продолжил рассказ.
После того, как я более-менее красочно обрисовал ситуацию на Острове, все загрустили.
– В небольших сообществах экстремальные ситуации могут превращать людей в чудовищ, – сказал Руслан, и Мира посмотрела на него теплым, понимающим взглядом. – Только сами люди могут себе помочь. Если захотят.
– Верно, – сказала Мира. – Выживать или нет – это личное право каждого человека.
Это высказывание меня кольнуло. Чувствовалось влияние ницшеанской идеологии Руслана.
– Да, – сказал я. – Помогать другим или нет – тоже личное право каждого человека.
– И кому же ты успел помочь, герой? – спросил Руслан. – Майору или полковнику?
– Руслан! – тут же осадила его Мира. – Не надо так.
Руслан пожал плечами.
– Я могу поделиться желанием выжить, но спасать сумасшедших самоубийц – это не для меня.