Нашествие
Шрифт:
Так неужели же кто-то снова толкает человечество на этот путь?!
– Так что мне передать совету?
– спросил Рубаи, снова поднимая голову.
– Что передать?
– вот уж, действительно, хороший вопрос. Попади я сейчас на заседание Совета, у меня бы нашлось, что им сказать - но Рубаи не станет передавать этого. Я на несколько секунд задумался, подбирая формулировку поточнее,
– Что вы имеете ввиду?
– Что? Да то хотя бы, - я привстал со своего места и, опираясь о стол руками, навис над Рубаи, так что ему пришлось задрать голову, чтобы смотреть мне в лицо, - что там, где возникает тайна, всегда найдется место для лжи! А ложь страшнее любого врага. Ложь нужна тем, кто сидит не на своем месте. Знаете, есть такая древняя пословица: "Плохая работа хуже воровства". Вы знаете, что такое воровство? Вы знаете, кого в древности называли вором? Так вот, получается, что вы все - еще хуже! Потому что то, что вы нам готовите, неизбежно породит новую ложь, и новая ложь будет покрывать новую плохую работу, и человечество снова станет скатываться к гибели. Достаточно начать, достаточно дать лжи хоть малую лазейку - и она отыграется за все. И будут плодиться новые Кабенги, на которых будут работать по плохо подготовленным проектам, в суете и спешке. И снова мелкие ошибки будут скрывать, совершая ошибки более крупные. Снова будут своими руками готовить катастрофу, снова будут опускаться все ниже и ниже, снова дойдут, наконец, до того, что даже гибель людей, как гибель того же Панкерта, да и не только Панкерта, будут вынуждены скрывать. И неизвестно, сумеют ли люди на этот раз снова остановить Нашествие лжи, и не приведет ли оно, наконец, к гибели нашу цивилизацию. Вот что я имею в виду, закончил я и медленно опустился на свое место.
Несколько минут мы молчали. Тихо было на террасе, так тихо, что доносился до нас даже плеск волн у набережной. Я достал платок, вытер пот со лба. Хотел заказать еще кофе, но передумал. Ничего сейчас мне не хотелось, совсем ничего. И так было пусто на душе, что хоть ложись и умирай. Я чувствовал себя совершенно разбитым и, наверное, так и просидел бы не шевелясь весь вечер, если бы Рубаи, наконец, не заговорил:
– Стало быть, вы отказываетесь?
– спросил он как-то странно, будто бы ожидая от меня еще каких-то слов. Но чего еще он хотел от меня?
– Да, - буркнул я себе под нос.
– Ну что ж, я так и передам Совету, - сказал он, вставая.
И тут меня как ударило. Ну неужели жизнь прожита напрасно, и все, что пришлось пережить, не имело смысла? И кто-то снова будет повторять наши ошибки, и снова будут калечиться судьбы, и снова тень Нашествия нависнет над человечеством? Если так, то жить дальше не имело смысла. Но не было у меня права умирать - как и тогда, на Кабенге. И я сказал вслед Рубаи, уже повернувшемуся, чтобы уйти:
– Передайте Совету, что я не просто отказываюсь. Я буду бороться. Я буду кричать о том, что вы планируете, на всех перекрестках. Я не допущу, чтобы прошлое повторилось.
Он застыл на месте, потом повернулся ко мне - и меня поразило выражение его лица, совершенно не вязавшееся с тем, о чем мы говорили. Он усмехался какой-то хитрой и довольной усмешкой, и до меня не сразу дошел смысл его слов:
– Что ж, именно этого я от вас и ждал, - сказал он, повернулся и быстро пошел к выходу.
– Вы забыли проектор, - крикнул я ему вдогонку.
– Вам он будет нужнее. Прощайте, - крикнул он в ответ и вышел из кафе.
А я сидел и все никак не мог свыкнуться с мыслью, что годы моего бегства от людей закончились, что впереди - снова борьба с набирающим силу злом. Только теперь это не будет борьбой вслепую, теперь я знал, против кого и как следует бороться. Я долго сидел в полном одиночестве, обернувшись к озеру и глядя на все удлинявшуюся солнечную дорожку на волнах, и все никак не мог понять чувства, которое родилось в моей душе. И только когда солнце утонуло в воде, и подошедший сзади неслышными шагами доктор Кастер тронул меня за плечо, я очнулся от своих мыслей. И вдруг понял, что этим чувством была радость. Впервые за много-много лет.
Жизнь снова имела смысл.