Наши за границей. В гостях у турок. Юмористическое описание путешествия супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых через славянские земли в Константинополь
Шрифт:
– Ну-ка, будем начинать учиться по-сербски, – сказал он. – Есть рукописочка. Вот вчерашний черномазый слуга, не могший схлопотать нам даже бифштексов к ужину, по-сербски так же называется, как и по-немецки, – келнер. Разница только, что мягкого знака нет. А девушка – «медхен» по-немецки – по-сербски уж совсем иначе: «собарица».
– Как? – спросила Глафира Семеновна.
– Собарица. Запомни, Глаша.
– Собарица, собарица… – повторила Глафира Семеновна. – Ну да я потом запишу.
– А вот малец в опанках, что сейчас нас разбудил, называется
И Николай Иванович, прижав пуговку электрического звонка, позвонил один раз.
– Погоди. Дай же мне одеться настоящим манером, – сказала Глафира Семеновна, накидывая на себя юбку. – Ведь ты зовешь мужчину.
– Поверь, что три раза успеешь одеться, пока он придет на звонок.
Николай Иванович не ошибся. Глафира Семеновна умылась и надела на себя ночную кофточку с кружевами и прошивками, а «келнер» все еще не являлся. Пришлось звонить вторично. Николай Иванович подошел к окну, выходившему на улицу. Улица была пустынна, хотя перед окном на противоположной стороне были два магазина с вывешенными на них шерстяными и бумажными материями. Только приказчик в пиджаке и шляпе котелком мел тротуар перед лавкой да прошла баранья шапка в куртке и опанках, с коромыслом на плече, по концам которого висели вниз головами привязанные за ноги живые утки и куры.
– Посмотри, посмотри, Глаша, живых птиц, привязанных за ноги, тащат! – крикнул Николай Иванович жене и прибавил: – Вот где обществу-то покровительства животным надо смотреть!
– Ах варвары! – воскликнула Глафира Семеновна, подойдя к окну.
– Да, по всему видно, что это серый, неполированный народ. Ну убей их, а потом и тащи. А то без нужды мучить птиц! Однако кельнер-то не показывается.
Николай Иванович позвонил в третий раз. Явилась черноглазая горничная с копной волос на голове, та самая, что вчера стлала белье на постель.
– Собарица? – спросил ее Николай Иванович.
– Собарица, – кивнула та. – Што вам е по воли? Заповедите [33] .
– Ужасно мне нравится это слово – собарица, – улыбнулся Николай Иванович жене.
– Ну-ну-ну… – сморщила брови Глафира Семеновна – Прошу только на нее особенно не заглядываться.
– Как тебе не стыдно, душечка! – пожал плечами Николай Иванович.
– Знаю я, знаю вас! Помню историю в Париже, в гостинице. Это только у вас память коротка.
33
То есть: что вам угодно? Прикажите.
– Мы, милая собарица, звали кельнера, а не вас, – обратился к горничной Николай Иванович.
– Вот уж ты сейчас и «милая», и все… – поставила ему шпильку жена.
– Да брось ты. Как тебе не стыдно! С прислугой нужно быть ласковым.
– Однако ты не называл милым вчерашнего эфиопа!
– Кафе нам треба, кафе. Два кафе. Скажите кельнеру, чтобы он принес нам два кафе с молоком. Кафе, молоко, масло, хлеб, – старался сколь можно понятливее отдать приказ Николай Иванович и спросил: – Поняли?
– Кафе, млеко, масло, хлеб? Добре, господине, – поклонилась горничная и удалилась.
– Сейчас мы напьемся кофею, оденемся и поедем осматривать город, – сказал Николай Иванович жене, которая, все еще надувши губы, стояла у окна и смотрела на улицу.
– Да, но только надо будет послать из гостиницы за извозчиком, потому вот уж я сколько времени стою у окна и смотрю на улицу – на улице ни одного извозчика, – отвечала Глафира Семеновна.
– Пошлем, пошлем. Сейчас вот я позвоню и велю послать.
– Только уж, пожалуйста, не вызывайте этой собарицы!
– Позволь… Да кто же ее вызывал? Она сама явилась.
– На ловца и зверь бежит. А ты уж сейчас и улыбки всякие перед ней начал расточать, плотоядные какие-то глаза сделал.
– Оставь, пожалуйста. Ах, Глаша, Глаша!
Показался кельнер и принес кофе, молоко, хлеб и масло. Все это было прилично сервировано.
– Ну вот, что на немецкий манер, то они здесь отлично подают, – проговорил Николай Иванович, усаживаясь за стол. – Вот что, милый мужчина, – обратился он к кельнеру. – Нам нужно извозчика, экипаж, чтобы ехать. Так вот приведите.
– Экипаже? Има, има, господине! – И кельнер заговорил что-то по-сербски.
– Ну довольно, довольно… Понял – и уходи! – махнул ему Николай Иванович.
Через час Николай Иванович и разряженная Глафира Семеновна сходили по лестнице в подъезд, у которого их ждал экипаж.
XII
– Помози Бог! – раскланялся швейцар с постояльцами.
– Добро ютро! – робко произнес малец в опанках, который был в подъезде около швейцара.
Затем швейцар попросил у Николая Ивановича на немецком языке дать ему визитную карточку, дабы с нее выставить его фамилию на доске с именами постояльцев. Николай Иванович дал.
– Никола Иванович Иванов, – прочел вслух швейцар и спросил: – Экселенц? [34]
– Какое! – махнул рукой Николай Иванович. – Простой русский человек.
– Эфенди? – допытывался швейцар. – Официр? С Петроград?
– Ну, пусть буду эфенди с Петроград.
Экипаж, который ждал супругов у подъезда, был та же самая карета, в которой они приехали в гостиницу со станции, на козлах сидела та же баранья шапка в длинных усах, которая вчера так долго спорила с Николаем Ивановичем, не принимая русского рубля. Увидав карету и возницу, супруги замахали руками и не хотели в нее садиться.
34
Превосходительство?