Насилие и социальные порядки
Шрифт:
Практика пользования позволила отвергнуть опекунство землевладельца, а также иные его феодальные привилегии. В 1536 г. парламент принял два закона: Положение о пользовании, а также Положение о внесении в официальные списки. Целью постановлений было устранение всех лазеек (Simpson, 1986, р. 171–207), они были призваны закрепить право собственности на землю за дарителем, cestui que use [104] то есть в нашем примере — за А. Положение о внесении в официальные списки требовало, чтобы подобная передача прав фиксировалась. Однако техника передачи прав, описанная в положении, позволяла осуществлять ее так, чтобы она не подпадала под требования положения. Подобные тайные операции обрекли данное положение на провал и фактически перечеркнули положение о пользовании (Simpson, 1986, р. 188–189).
104
Узуфруктуарий; бенефициЛарий (лат.). — Прим. перев. J
В 1540 г.
105
Сокаж, а также свободный и общий сокаж определяются и рассматриваются в следующем разделе.
106
Simpson, 1986, р. 191–192; Bell, 1953, р. 13–15. Как ясно дает понять Белл, Генрих VII инициировал политику извлечения максимальной выгоды из опекунства, а его сын Генрих VIII продолжил политику отца. Корона извлекала доход скорее из продажи опекунства, чем из непосредственного управления землей.
Еще в начале XVII в. собственность на землю в Англии все еще оставалась прерогативой могущественных представителей высшей знати, а также крупных джентри, но закон, в соответствии с которым осуществлялось держание земли, уже вполне напоминал ситуацию зрелого естественного государства. Получил развитие принцип верховенства права, который возник вместе с обширной сетью институтов, управляющих, регулирующих и следящих за соблюдением прав на собственность, эти институты уже могли поддерживать безличный обмен между элитами. Институт пользования, позволяющий завещать землю по своему усмотрению и избегать при этом феодальных обязанностей, привел к расцвету трастов, этой переживавшей становление формы бессрочной организации, которым будет суждено сыграть основную роль в позднейшей истории. Собственность на землю все дальше отодвигалась от непосредственной орбиты государства, она становилась все более и более безличной. На протяжении XVII в. в Англии постепенно складывалось зрелое естественное государство. Для того чтобы понять, почему это произошло, мы кратко рассмотрим вопрос права, а затем перейдем к вопросам политики.
Суды, правовые понятия и право собственности
Как гласит поговорка, владение — это девять десятых законного права. В Англии собственность на землю была укоренена во владении землей, а владение было «сейзиной»: «…лицо, обладавшее земельной сейзиной, было просто лицом, занимавшим эту землю, лицом, „сидевшим” на земле» (Simpson, 1986, р. 40). Проблема с понятиями владения и занятия земли в условиях феодальной системы заключается в том, что в ней есть целое множество лиц, которые притязают на землю. Кто является обладателем права и на что? Майлсом утверждает, что исконным значением понятия «сейзина» был глагол, призванный обозначить, что именно делает сеньор, когда предоставляет землю некоему лицу: «Держание — это не юридическое понятие, призванное обозначить кусок земли, это то, что получает держатель в обмен на службу сеньору. Держатель — это не просто тот, кто физически владеет, но тот, кто был наделен этим правом со стороны сеньора. Сеньор обладает сейзиной на держание своего держателя…» (Milsom, 1976, р. 39–40). И все же со временем обладание «сейзиной» стало условием, а не действием. Обладание «сейзиной» на землю означало одновременно и наличие собственнического интереса, и фактическое распоряжение землей, но это были не самые простые понятия. Землевладелец мог сохранить за собой «сейзину» на владение фригольдом, даже если он отдал землю на держание на целые годы и даже если держатель фактически обладал землей. Утрата «сейзины» означала, что лицо стало жертвой выселения после вторжения на «свою землю. Простое физическое присутствие того, кто вторгся, на земле утверждало его притязание на «сейзину», так как вторгшийся утверждал свою «сейзину» самим фактом своего вторжения и обладания.
Иски в суд для установления права собственности появились уже в первые годы после Нормандского завоевания [107] . Прежнее правило гласило, что, согласно обычаям королевства, человек не должен отвечать в суде за свой фригольд до тех пор, пока об этом не будет специального королевского предписания. В книге Гленвиля есть запись, относящаяся к 1187–1189 гг., которая гласит: «Когда некто притязает на собственность другого через свободную службу или свободное держание или просто службу, он не может подавать иск до тех пор, пока не появится соответствующее предписание короля или же кого-то из его судей. То есть ему требуется иметь приказ о праве, направленный тому сеньору, от имени которого он держит землю» (Clanchy, XII, 2, 1965, р. 137). Приказ был юридическим указом короля, который направлял королевского агента изучить притязания фригольдера и защитить его собственность в королевских судах. Судейский приказ зависел от имеющихся прав, приоритетом пользовалось наиболее древнее и наиболее ясное свидетельство владения. «Подобающей формой суда в этом случае должен был быть судебный поединок» [108] .
107
Введение в историю английских судов, а также в их деятельность, связанную с землей, см. в: Maitland, 1968.
108
Maitland, 1963 [1908], p. 21. К концу XII в. можно было насчитать лишь несколько случаев реально случившихся поединков.
Альтернативный метод появился в середине XII в.: ас- сиз о недавней утрате «сейзины». В случае недавней утраты «сейзины» землевладелец мог заявить о том, что он был лишен своей собственности в результате вторжения лица, притязающего лишить его «сейзины». В ситуации недавней утраты сейзины на кону стоял вопрос не о том, на чьей стороне высшее право (как то было в случае судебного приказа), но именно «сейзина» выселенного владельца по отношению к «сейзине» того, кто лишил его собственности. Владелец, лишенный «сейзины» {disseisee), должен был вовремя пожаловаться в суд; то есть лишение «сейзины» должно было быть именно недавним. Суд мог тут же вернуть лицо, лишенное «сейзины», обратно на землю, если присяжные в составе двенадцати добропорядочных и законопослушных мужчин, живущих по соседству, то есть ассизы, отвечали утвердительно на вопрос о том, был ли лишенный «сейзины» человек несправедливо выдворен с арендуемой им земли.
Преимущества правил относительно недавней утраты «сейзины» для тяжущихся сторон были очевидны. Данный процесс шел куда быстрее, чем приказ о праве. К концу XII в. иск о недавней утрате «сейзины» получил широкое хождение как способ утверждения и защиты своих прав на землю (см.: Maitland, 1968; Simpson, 1986). Структура постановления взваливала большее бремя на обладателя «сейзины», а перекрывающиеся притязания сеньоров и держателей потребовали нового уточнения понятий. К временам Брэктона, то есть к 1220–1230 гг., уже было ясно, что и сеньор, и держатель оба являются владельцами «сейзины», однако собственность, на которую у них есть сейзина, является разной. Сеньор владеет сеньорией, а держатель — самой землей, так что их притязания на «сейзину» не противоречат друг другу.
В конечном счете была признана «сейзина» на нематериальную собственность. Очерчивание прав с помощью понятия «сейзина», а также проработка и разделение элементов этих прав, например права на нематериальные вещи и обязанности, стали фундаментальными достижениями английского земельного права. Однако мы должны иметь в виду, что даже по мере того, как эти понятия выкристаллизовывались в XII–XIII вв., они касались интересов относительно небольшого числа элитных землевладельцев, доступ которых к судам определялся их социальным статусом и фригольдом. Эти элиты не пытались внедрить идеальную систему прав собственности, которой добиваются экономисты XXI в.; они пытались создать такую систему, которая бы служила их целям, а также решала их непосредственные проблемы. Другой вопрос, который встал перед ними, был вопрос об отчуждении.
Как указывалось выше, любая передача прав на землю на языке права называлась «дарением» и «передачей прав». Соответственно, любое отчуждение земли рассматривалось как дар или передача прав собственности. В XIII в. отчуждение земли выкристаллизировалось в две формы: безусловное и условное. Два акта парламентского законодательства были призваны воплотить это разделение: De Donis Conditionalibus (De Donis), принятый в 1285 г., регулировал условное отчуждение, кроме того, он регулировал урезанный феод, a Quia Emptores, принятый в 1290 г., регулировал отчуждение без условий, он определял понятия простого феода, а также сокажа.
Традиционная виговская история рисует суды общего права как механизмы, всегда благоволившие принципу большей отчуждаемости и тем самым поддерживавшие рынок земли посредством создания ясных и передаваемых прав на землю. Однако могущественные группы интересов, господствовавшие в Англии, видели преимущества в большей отчуждаемости лишь тогда, когда им это шло на пользу, в иных ситуациях они были на стороне прочной привязки земли к владельцу, исключавшей любую возможность отчуждения. De Donis имел отношение к случаям, когда земля продавалась или передавалась с условиями; например, родитель дарит землю совместно своему сыну, его новой жене и своим наследникам с правом возврата земли дарителю, в случае если после брака не будет наследника по мужской линии (см.: Digby, 1897, р. 222–230). Условие, требующее мужского наследника, обозначало, что это дарение не было дарением простого феода, так как предоставлялась не вся полнота владения: кое-какие права даритель все же сохранял за собой (Digby, 1897, р. 224–225).