Насилие

Перевод: MonaBurumba

Редактура: MonaBurumba

Русификация обложки: Xeksany

Со дня ее смерти прошло несколько недель. Каждый последующий день все больше отдалял его от случившегося, пока время не начало казаться ему архипелагом, переживающим

Воспоминания о ее глазах начали исчезать из его сознания, как высыхающая краска. Когда-то они показались ему необычайно яркими, как будто она укачивала в глубине своих радужек вечнозеленые ветви из леса, но теперь он думал о ней только в абстрактных терминах — то есть, когда он вообще о ней думал.

Палитра цветов, собранных с геометрической точностью. К настоящему времени эта зеленая прозрачность уже скрылась за молочной глазурью смерти.

Как суккуб, она овладела им, а он ничего не ощущал и не знал почему. Ему казалось, что он должен хоть что-то чувствовать. Он видел, как бесчисленное множество других людей разваливалось на куски перед лицом смерти, как будто трагедия служила тупым снарядом, который бросали с величайшей силой в их хрупкую психику.

Но нет, вместо этого je ne sais quoi (неизъяснимого) была тишина и тихое чувство удовлетворения, которое оставляло его вполне довольным. Да, он был доволен.

Он уже убивал ее раньше на фотографии, даже представлял, как убивает в своем воображении. Однако, убить лично, своими собственными руками — это гораздо приятнее. Такое убийство содержало неуловимые качества, присущие опыту, и это заставляло его чувствовать себя... живым.

Смерть была образом жизни и естественным порядком. Как и многое другое, смерть стала им. Она текла в его крови и наполняла его сердце, и от нее так сладко цепенело все внутри.

Во всяком случае, смерть Вэл увековечила его обладание ею на могильном камне. Она отказалась быть его в жизни. Теперь она будет принадлежать ему вечно, даже после смерти. Поэтическая справедливость. Неужели все поэты так жестоки?

У него было достаточно времени, чтобы подумать, пока он двигался с запада на восток, пока, наконец, не прибыл к месту назначения.

Дом его детства находился в аварийном состоянии. Купол с потрепанными деревянными черепицами отбрасывал жестокие лучи света из крючковатого клюва флюгера-петуха, которые затем были пойманы и отражены стеклянной крышей оранжереи.

Его взгляд упал на расколотые выбеленные ступени, ведущие к обшитой деревянными панелями двери. Ее не красили уже много лет, как и ни одну часть дома. Даже розам было позволено зачахнуть и умереть.

Покачав головой, он постучал железным кольцом по обшитой деревянными панелями двери. В дубе, где кольцо неоднократно соприкасалось с поверхностью, появились трещины. Он лениво задавался вопросом, кто мог бы прийти с таким энтузиазмом в дом, где даже смерть не стыдилась открыть свое лицо. Какой жалкий ягненок так охотно бросился бы в логово льва?

Дверь со

Пара ясных серых глаз, всего на несколько тонов светлее его собственных, смотрела поверх цепочки. Ее брови изогнулись, губы сложились в гротескную имитацию улыбки, когда она открыла защелку.

— Гэвин. — Поразительная, но холодная, она прошла тонкую грань между уродством и красотой. Эта граница все больше разрушалась по мере того, как время продолжало свой безжалостный марш вперед. — Добро пожаловать.

Он наклонил голову.

— Мама.

Анна Мекоцци подставила щеку. Он небрежно наклонился, чтобы поцеловать ее. Под нотами фиалок, исходящими от ее платья, ее кожа благоухала горячим металлом и прокисшим молоком.

Голосом с легким акцентом, более глубоким, чем можно ожидать при ее маленьком росте, она сказала:

— Давно тебя не было.

— Так и есть. — Доски застонали под его ботинками, когда она быстро поманила его внутрь. Беспокоилась, что соседи могут увидеть и подумать, что он ее новый любовник в длинной череде завоеваний? Он усмехнулся.

Она заметила.

— Ты надолго задержишься на этот раз?

— Возможно, на некоторое время, — согласился он.

— Твои сестры захотят тебя увидеть.

— Хм. — Выражение его лица не изменилось. — И Дориан и Лука?

— Лука в колледже, изучает психиатрию.

— А как насчет Дориана?

Взгляд, который она бросила на него сейчас, был предупреждающим.

— Дориан в отъезде.

Каждое слово слетало с ее губ, как глыба льда, и разбивалось вдребезги в тишине, которая теперь царила между ними. Дориан был безрассудным, слишком быстро выходил из себя и обижался там, где этого не стоило делать. Анна относилась к нему как к любимцу, воспитывая его порывистость вместо того, чтобы обуздывать ее, как полагалось.

— Понимаю.

— Анна-Мария приезжает.

Он одарил свою мать бесстрастной улыбкой. Ему было приятно видеть, как вокруг ее рта появились небольшие морщинки, когда она сжала губы.

«Однажды, ждать осталось не так долго, ты умрешь, и тогда вороны сорвут плоть с твоих костей».

— Какая сомнительная честь.

— Будет так приятно, если девочки соберутся дома.

Она остановилась у гостевой спальни — его старой комнаты. Та находилась на втором этаже с собственной ванной комнатой с видом на мертвый сад. Погода была холодной, очень холодной, но он едва заметил покалывание на своих руках, когда двинулся, чтобы осмотреть комнату, когда его мать осторожно ушла.

Она сохранила удивительное количество его вещей. Он предположил, что это скорее из чувства собственности, чем от сентиментальности.

«Как будто она могла узнать меня по моим простым вещам».

Гэвин провел пальцем по столу и изучил пыль, прежде чем вытереть руку о джинсы. Она сохранила его компьютер вместе со всем остальным. Он не был уверен, что тот по-прежнему будет работать после всех этих лет, а затем холодно рассмеялся, поняв, что тот же самое можно сказать и о его матери.