Наско-Почемучка
Шрифт:
Надо двинуться в путь за тем манящим тревожным «продолжение следует», которое стояло на последней вырезке из газеты. Хватит ли нам денег, чтобы добраться до Велинова?
У нас было девять левов и пятьдесят две стотинки.
А на какие деньги мы вернёмся? Умываться было некогда. Мы взяли с собой только бинокль, надели куртки, заперли дверь и бесшумно спустились по лестнице. Двор был совсем пустой, флаг спущен, шоссе дожидалось нас — всего в двадцати шагах от лагеря. Никто нас не увидел, никто не заметил.
И всё-таки, как ни сильно было наше желание сразу же
Иввик предложил войти и оставить записку.
Мы задержались всего на пять минут — ровно столько, сколько понадобилось, чтобы настучать записку на машинке.
На кухне кто-то шевелился и кашлял. Это просыпался повар.
Мы вышли из палатки и побежали в сторону шоссе.
Я рассказал, как всё было. Теперь, Иввик, продолжай ты.
Рассказывает Иввик
Ну что ж, продолжаю. Только я не Иввик. Я Ванка. Так меня и называй.
Уже десять минут мы бежали по шоссе, а лагерь был всё ещё близко, за спиной. Когда мы оборачивались, наши домики укоризненно глядели на нас глазами-окошками.
Если бы не десять минут, а даже несколько часов мы продолжали бежать в этом темпе, всё равно мы бы не добрались до города. Но тут послышался шум грузовика. Шофёр знал нас, нам даже не пришлось голосовать, он сам остановился и предложил забраться в кузов.
Шоссе завертелось в бесконечных поворотах.
Домики сзади нас стали уменьшаться, уменьшаться и исчезли совсем. Мы ехали молча, облокотившись о свежие сосновые брёвна. Я представил себе, что еду не по шоссе, а лечу в небе, обгоняя белые облака, и, как космонавт, проникаю в новые миры.
До города было двадцать километров. А до села Велинова? Долог ли путь до Ивана, до трактора?
Найдём ли мы их? И где?
Существуют ли они вообще на нашей земле, в нашем мире, в наше время?
Что ждёт нас там, на другом конце Болгарии? Что нас ожидает там, за тридевять земель, — радость или разочарование? А не лучше ли было не удирать из лагеря, а посоветоваться с кем-либо и рассказать им о своих переживаниях и планах?
Мы ехали, держась на поворотах друг за друга, чтобы не вывалиться из кузова. Нет, назад мы не повернём. Может быть, и надо было поступить иначе, но всё равно назад мы не повернём.
О чём думал стоявший рядом со мной Наско? И в его голове наверняка вертелись те же вопросы, на которые непременно надо было найти ответ. А ответить ему могли только Иван и бай Владо, только Васил.
— Ну, учёные, слезайте. До этого места возим бесплатно! — крикнул шофёр, высовывая разлохмаченную голову из кабины.
Мы оказались возле школы на краю города. Спрыгнули на землю, стряхнули пыль с курток и штанов, а шофёр, не дожидаясь,
До поезда ещё оставалось много времени. Мы медленно бродили по улицам просыпающегося города. Наш город не из самых крупных, но не подумайте, что очень-то мал. У нас несколько школ и техникумов. Есть люди, с которыми мы даже и не знакомы. Под нынешними тротуарами и мостовыми Кюстендил жил на свете уже два раза — как Пауталия и как Велбежд.
Нас обгоняли работники табачного склада. Отпирались двери магазинов. Возле «Овощей — фруктов» сгружали ящики с яблоками-петровками. Это скромные с виду ранние яблочки, а другие ещё продолжали наливаться соком земли и созревать на солнце.
Мы с Наско остановились поглядеть, как моют улицу. Бай Милан тащил за собой длинный шланг и бил в мостовую тяжёлой струёй. Текли струйки грязной воды, и улица становилась свежее. Бай Милан мыл не только мостовую. Он смывал пыль и с тротуаров, а когда приближался к какому-нибудь дереву, поливал водой и его. Вот он остановил лошадей, запряжённых в телегу, устроил «баню» грязным колёсам и только тогда позволил ехать дальше по вымытой улице.
— Эй, учёный, хватит зевать, ещё споткнёшься! — крикнул бай Милан и направил шланг в мою сторону.
Мне вовсе не требовался утренний душ, и я вовремя отскочил.
— Чего это ты сегодня с утра такой серьёзный? И приятель твой не улыбнётся, точно у него имение градом разбило, — засмеялся он нам вслед.
Но мы уже не слушали его, уже сворачивали на другую улицу. Наско несся вперёд. Я поспевал следом. Только я собрался взмолиться, как Наско вдруг резко остановился, словно застыл на месте. Я догнал его и никак не мог перевести дух. Не успел я ему ничего сказать, только посмотрел на стену, перед которой мы остановились, и встретился с… встретился с Мефодием Стояновым.
Это имя было вырезано на мраморной доске:
Здесь был расстрелян в
бою с полицией
МЕФОДИЙ СТОЯНОВ.
1. X 1943 года.
Рядом с мемориальной доской была прибита синяя табличка с белой надписью: «Улица Мефодия Стоянова».
«Вы его не знаете, ребята? Он из ваших краев. И знаете, какой человек? Русоволосый, маленький, черноглазый. Очень любит петь и хорошо поёт, чёрт! Эх, как это вы не знаете Мефодия? Ничего, завтра я вас познакомлю».
Вот мы его и встретили.
Не в Велинове, а здесь, в нашем городе, через тридцать лет.
Маленькая улочка, низкие дома, тонкие липы. Вон там строят новый кооперативный дом. Достроили уже до третьего этажа. Кто-то поёт наверху. Липы шумят. Сколько раз я здесь проходил, и только сегодня я его встретил. Здравствуй, Мефодий!
Улица Мефодия Стоянова блестит на солнце. Бай Милан заботливо вымыл её. Водяные капельки сверкают ещё на тротуарах и на стройных стволах лип.
Мы шагали по улице Стоянова. Нам было легко и радостно. Нет, не сон это всё и не выдумки. Точно наконец прорвалась на свет струйка глубокой подземной реки.