Наследие джиннов
Шрифт:
Я попыталась возразить, но язык не слушался. Неудивительно: мы оба демджи, лгать нам не дано.
— Нам надо поговорить с ней наедине! — бросил он Нагибу.
— Не смей её трогать! — прохрипела Шазад, лёжа ничком на полу.
И я поняла, что у подруги ещё остались силы.
— Только попробуй! — зарычал Жинь, поднимаясь на колени, и вновь согнулся, получив сапогом в живот.
— Стой! — выкрикнула я, видя, что Нагиб занёс ногу для нового удара. — Ты их не тронешь! Никто не тронет!
Тысячник замер, хотя было видно,
Я снова повернулась к Нуршему, встретив пристальный взгляд синих глаз в прорезях медной маски.
— Хорошо, поговорим. Но пока меня не будет, пусть никто не трогает моих друзей. Договорились?
Медное лицо осталось неподвижным, но синие огоньки глаз сверкнули улыбкой. Почему-то мне показалось, что он тоже узнал о своих способностях не так давно.
— Даю слово. — Он протянул руку. — Пока мы будем разговаривать, ничего с ними не случится.
Хоть я и дочь джинна, но чуть не вскрикнула от боли — так горяча была бронзовая перчатка.
Прежде чем отпустить с Нуршемом, меня дважды обыскали, однако, судя по поспешности, солдаты сами боялись приближаться к огненному демджи.
Соседний вагон, оказавшийся рестораном, очень походил на тот, где я обедала в поезде из Арчи. Столики, кресла. Стаканы на подносе уютно позвякивали под стук колёс, словно целый хор колокольчиков. Скрипя бронзовыми суставами, Нуршем опустился в ярко-красное мягкое кресло, а я прислонилась к двери, стараясь держаться подальше.
— Ты не вернулась за мной тогда, как обещала, — сказал он, помолчав.
Теперь голос из-под маски звучал иначе, и на миг передо мной будто снова предстал тощий паренёк, прикованный к стене молельни.
— Я хотела, очень… но потом… — Невнятные оправдания, пригодные для случайно встретившихся детей иностранцев, но не для демджи-неудачницы и оружия уничтожения. — Извини, мне очень жаль… Почему тебя заперли в Фахали?
— Не подчинился приказу, — буркнул он.
— Та молельня в Дассаме, — поняла я.
Он медленно кивнул.
— Ты не стал её жечь. Почему? — В памяти всплыла его ненависть к Бахи. — Не верил, что мятежник может молиться Всевышнему?
— Просто я знал, что там не может быть галанов.
— Галанов? — в изумлении переспросила я. — Но почему… — В голове внезапно прояснилось. Дассама была не только оплотом сторонников Ахмеда, но и основной военной базой иноземцев! Выходит, султан и от них хотел очистить Мирадж. — Вот, значит, как.
Медная маска снова кивнула.
— Султан сказал, что Всевышний разгневан на чужеземных еретиков и надо вернуть наши пески мираджийцам. Галаны забрали слишком много власти, они порабощают нас, присваивают наше оружие…
«И наших женщин», — подумала я. Голубые мундиры — главное бедствие этой страны. Вспомнилось, как мы с Ахмедом в его шатре гадали о планах султана. Как глупо, как наивно! Оману нет дела до жалкой кучки идеалистов, мечтающих о лучшем мире, он сам хочет исправить мир, просто не собирается ни с кем делиться.
За окном вагона что-то мелькнуло. Синие крылья! Гигантская птица рухх кружила над поездом.
Синие глаза под маской проследили за моим взглядом, но Изз, к счастью, уже успел подняться выше.
— Ты сам из Садзи, верно? — поспешила я спросить, отвлекая его внимание, потом отделилась от двери и принялась ходить взад-вперёд вдоль ресторанной стойки. Солгать нельзя, но обмануть всегда можно. — Ты говоришь совсем как у нас в Захолустье… — Меня вдруг осенило. Железные копи! Кусочки мозаики вставали на свои места. Недаром в памяти крутилось что-то знакомое, когда мы пробирались по сгоревшей Дассаме на другом краю Песчаного моря. — Там, в Садзи, был не случайный взрыв — это сделал ты!
— Да. Тогда и проявился мой дар! — Нуршем величественно поднялся и воздел закованные в броню руки, словно святой отец во время проповеди. — В тот день я впервые обрушил пламя гнева на грехи людские!
— В Садзи было так много грешников?
Я нервно водила пальцем по деревянному рисунку полированной стойки. Пока мы здесь, мои друзья останутся живы, надо ещё потянуть время. Пусть Нуршем говорит. Изз в окне больше не появлялся, но рано или поздно он должен понять, что наши планы сорвались.
— Ты ведь тоже из Захолустья! — хмыкнул огненный демджи. — Там, где ты жила, много было праведников?
С этим трудно было поспорить. Я вздохнула.
— Но ты убил больше людей, чем погибло у нас за всю историю.
Он развёл руками, туго скованные кольчужные перчатки блеснули тёмной бронзой.
— Я рождён для великих дел!
По спине у меня побежали мурашки. Как похоже на то, что я говорила Тамиду о своей мечте бежать в Изман! Большая жизнь, большие дела вместо жалкого прозябания в Пыль-Тропе. А потом другие мечты, уже в лагере мятежников… Нет, пусть мы и земляки, но теперь думаем по-разному.
— Что же тебе сделали те грешники в Садзи?
Демджи опустил голову, и медная маска на миг показалась человеческим лицом.
— Помнишь, как семь лет назад приходили галаны? — Он шагнул ко мне, опираясь на стойку.
Я пожала плечами, сжавшись от его близости, но не решаясь отстраниться.
— Они приходили много раз.
— Не делай вид, будто не понимаешь! — От волнения акцент Захолустья ощущался в его речи ещё сильнее. — Тот раз был особенный!
— Помню… — со вздохом призналась я, хотя вспоминать не хотелось. В тот год была сильная засуха, вспыхнули волнения, и иноземцев в голубых мундирах явились целые полчища. — Мы с матерью целый день просидели в подполе… Она притворялась, будто мы так играем, но я уже не была маленьким ребёнком, кое-что понимала.