Наследие Иверийской династии. Дочери Мелиры
Шрифт:
Я откинулась на подушки и отвернулась. Как много она обо мне знает? Интересно, кто ей рассказал? Ментор? Или излишне догадливая Тильда?
– Мы так поступаем только с теми, кто допускает непростительные ошибки, – пояснила женщина и заботливо взбила подо мной подушки. – Кристальный колодец – для самых тяжёлых случаев. Он ускоряет осознание. Стыд и отчаяние, что ты испытала вчера, превратятся в силу, которую ты почувствуешь завтра. Это урок.
– А Тильда Лорендин не тяжелый случай? – я нарочно не смотрела на Првленскую. В поле зрения попала новая корзина из знакомой уже лавки, но карточки-записки среди листьев почему-то не было. – Ей не нужен этот урок? Вы же видели, что она сделала на представлении. Я обязана была отреагировать.
– Консула лин де Блайта ты тоже хотела напугать? – Я открыла рот, чтобы возразить, но Лаптолина повысила голос и перешла на «вы»: – Даже не смейте жаловаться на то, что я применила силу. Сестра Лорендин получит своё наказание, а вы получили своё. На том языке, который для вас понятен, леди Горст. Я сохранила остатки вашей репутации, как сохраню и тайну пребывания здесь. Вы находитесь у меня в гостях. Не забывайте об этом. Может, я заслужила нечто большее, чем то презрение, которым вы одариваете меня из раза в раз?
Открытый лоб госпожи Првленской пересекли две морщины. Аристократическая испарина выдавала то, что исцеление далось ей нелегко. Удивительно, ведь Лаптолина просто доделала работу за сестрой. Выходит, госпожа Првленская довольно слабый маг. И действительно потратила много сил… не только на моё исцеление.
– Спасибо, – уже второй раз за вечер выдавила я.
Как будто мне надо было благодарить её за кристальный колодец!
– Не за что, – невозмутимо отозвалась женщина.
Она обмакнула салфетку в расписную фарфоровую чашу и с подчёркнутой заботой принялась обтирать моё лицо. Какая удивительная щедрость палача по отношению к своей жертве! Я никак не могла понять эту противоречивость, таящуюся в её личности: жестокость и забота, лицемерие и искренность так тесно переплетались в речах хозяйки Мелироанской академии, что отличить одно от другого было невозможно. У Лаптолины Првленской для каждого была заготовлена особая интонация. Для слуг – снисходительно-учтивая, для консула Батора – непринуждённая, для сестёр – строгая и в то же время ласковая. Даже возраст женщины определить было невозможно: это была одна из тех особ, которым легко можно дать от двадцати пяти до пятидесяти лет.
Какое-то время я лежала молча, слушая потрескивание свечей, журчание сверчков за окном и позволяя Лаптолине вытирать мне лицо, шею и плечи. В круглое окно то и дело врывался ветерок, вздымая прозрачную занавесь и заставляя подрагивать пламя свечей. Сиреневые сумерки плавно сменялись темнотой. В воздухе висел аромат магнолий и тарокко.
– Давай-ка наденем свежую одежду, – решила Лаптолина. – Эта совсем намокла.
Она встала и помогла мне стянуть платье. Влажная обнажённая кожа тут же покрылась мурашками, и я обхватила себя руками.
После сна и лечения я чувствовала себя гораздо лучше, но, стоило поднять руки вверх, как закружилась голова: опустошённая магическая память так и не восстановилась из-за ризолита и сейчас давала о себе знать слабостью. Лаптолина накинула на меня свежую сорочку. Выбеленная ткань почти хрустела от чистоты и пахла свежестью.
Покончив с переодеванием, госпожа Првленская вытащила из-под ворота мои волосы и ласково улыбнулась. В этот странный миг я почувствовала себя маленькой девочкой, любимой дочерью заботливой родительницы, что не может покинуть своё дитя в болезни. Это было… непривычно и необыкновенно. Что-то тёплое шевельнулось в груди, и я раздражённо заёрзала. Не хватало ещё привязаться к этой женщине!
– Почему у вашей академии нет символа? – спросила я.
Не хотелось говорить о вчерашнем, когда моя вновь обретённая мать чуть не сгубила меня в ледяной темнице.
– Все символы внутри нас, – мягко ответила женщина. – Чистота. Забота. Нежность и кротость. Жизнелюбие и чуткость. И все прочие качества мелироанской девы, дочери великой правительницы. Мелира Иверийская хотела создать подобных себе: истинных королев жизни, благородных, добрых, со страстностью натуры и желанием созидать. Таких, которые были бы не только примером для всех леди королевства, но и немного правительницами. Она создавала своих помощниц, способных изменить Квертинд и квертиндцев к лучшему. Исцелить их, если угодно.
– Поэтому все сёстры обязаны иметь склонность Девейны? – догадалась я.
Опрокинула флакончик лауданума, неожиданно приправленного мёдом, и глотнула освежающей лимонной воды. Тело согрелось, расслабилось, но запирающие браслеты оставались ледяными. Я размяла плечи и шею, разгоняя кровь, и свесила босые ноги с постели.
– Именно, – Лаптолина тоже воспользовалась тиалем Девейны, как недавно Зидани. – Склонность исцеления придаёт жажду благотворительности и любовь ко всему живому. Наши выпускницы – не просто хорошо воспитанные и талантливые леди. Это ещё и живые символы наследия Иверийской династии, дочери Мелиры. Наравне с дилижансами, больницами, школами, которые она построила, Мелира Иверийская оставила своих продолжательниц, которые будут вечно беречь её заветы. Десятки бывших и нынешних дев помогают во всём королевстве, несут добро и благо квертиндцам, творят красоту. Она на самом деле страшная сила. И в каком-то смысле даже более великая, чем доброта и гуманность. Потому что обладает властью.
– Властью над мужчинами, – хмыкнула я. – Вы просто используете свою привлекательность, чтобы добиваться целей, и прикрываетесь громкими лозунгами.
– Это один из основных инструментов, – не стала отпираться Лаптолина. – Женщины в этом мире до сих пор бесправны. Ты не представляешь, каково было быть леди в Квертинде ещё тридцать лет назад. У нас не было ни имущества, ни права выбора, ни свободы мировоззрения, ничего. Лишь влияние на мужчин. И мы, мелироанские девы, смогли использовать его во благо. Посмотри, чего мы добились. Колоссальных успехов!
– Всё, чего вы добились, я завоевала в академии силой и угрозами, – решительно выдала я. Нашла на тумбе миинх и зацепила его за одну из прядей. Пора было преображаться в себя прежнюю. – Мне не нужна ни ваша красота, ни исцеление, ни соблазнение. Раньше я смеялась в лицо опасности, а теперь сама стала ею!
– Ты занимаешь неверную позицию в диалоге, – цокнула женщина. – Говоришь о себе и ощетиниваешься ежом. Будь хитрее. В твоём положении выгоднее согласиться со мной, чтобы усыпить бдительность, а после – осторожно и деликатно убедить в том, что в твоих принципах тоже есть истина. Но, даже если это и так, глупо пренебрегать всем набором методов добиваться желаемого. Подумай, насколько ты станешь опаснее и сильнее, если никто не заподозрит в тебе бойца. Женская прелесть и умение вести диалог – тоже оружие. Если ты научишься таить свою силу от других, подобно тем кинжалам, что скрывались за голенищами сапог, вряд ли кто-то сможет спастись от твоего могущества. Но правда в том, что порой тебе даже не придётся его демонстрировать.
– Это и есть ваш урок? – хмыкнула я. – Предлагаете мне соблазнять, лицемерить и притворяться?
– Да, – неожиданно коротко и просто ответила Лаптолина.
Я засмеялась себе под нос:
– Весь мир – театр лжи. А у вас здесь всё состоит из лжи! Даже сама академия, само здание гораздо старше и уродливее, чем кажется на первый взгляд. И всё это прикрыто цветами, тканями, разноцветными стёклами. Иллюзия и обман! Представление!
– Верно, – согласилась Лаптолина, как будто демонстрируя мне только что озвученный ею урок. – Только занавес, как в театре, никогда не закрывается. Ты играешь свою роль сейчас, потом и всегда. Что бы ни случилось, представление должно продолжаться. Держи спину и улыбайся, пока на тебя смотрят. Даже если танцуешь в раскалённых туфлях или мучаешься от кровавой магии. Отныне ты мелироанская благородная дева. Несмотря ни на что, сохраняй спокойствие и достоинство. Только их потеря губительна, остальное не имеет значения.