Наследие последнего тамплиера. Кольцо
Шрифт:
Еще одна обнаженная балерина, исполненная в бронзе, в натуральную величину, поддерживала хрустальный светильник, обрамленный цветами. В его свете разлитое по бокалам вино отливало темно-красным цветом мягких оттенков. Мы ужинали одни на верхнем этаже, в комнате Алисы, теплой и уединенной, чем-то напоминающей дозорную вышку над таинственным городом. В ее обществе я совсем успокоилась. Алису очень интересовало, что произошло в тот день, и у меня не было причин скрывать этого от нее. Когда я дошла до рассказа о Сан-Хуан-де-Арсе, она заметила мою тревогу и, придвинув
— Но со мной такого никогда раньше не случалось. — Я пожаловалась, как маленькая девочка, поцарапавшая коленки.
— Это не твоя вина, — заверила меня Алиса. — Это кольцо.
Теперь она гладила рубин, и в нем четко высвечивалась шестиконечная звезда. Загадочный камень словно жил своей жизнью. Потом Алиса начала гладить мои руки. Я чувствовала себя хорошо. Это походило на приятный сон после дневного стресса; мое тело расслабилось, и меня куда-то повело. Что за день! Он начался с поисков в книжном магазине «Дель Гриаль». Потом на нас напали и появился тот странный разъяренный человек. Затем всколыхнулись эмоции, вызванные чтением рукописи, и, узнав в ней мой невероятный сон, я испытала шок.
— В этом ювелирном изделии есть нечто такое, из-за чего быть его владелицей нелегко, — продолжила Алиса. — В нем есть сила.
Эти слова испугали меня. Я вспомнила о завещании. Из-за последних событий я чуть не забыла о нем.
«Это кольцо наделяет своего владельца особыми полномочиями», — говорилось в письме, адресованном мне. Меня обязали хранить его до обнаружения сокровища. Сейчас эти слова приобрели зловещее звучание. И я решила перечитать письмо, как только вернусь в свою комнату.
— Это кольцо устанавливает весьма своеобразные отношения со своим владельцем; оно словно поддерживает его в страстном желании добиться чего-то недозволенного, — пояснила Алиса. — Кольцо забирает твою энергию, чтобы активизировать свою, и возвращает ее тебе в виде снов о давно умерших людях. — Я с опаской посмотрела на свое кольцо.
Рубин сверкал красным светом. Если бы не обязательство перед Энриком, я тут же сняла бы его. — Не тревожься, милая, — успокоила меня Алиса, будто читавшая мои мысли. — Я помогу тебе.
Какая-то особая нотка в ее грудном голосе заставила меня посмотреть в синие глаза Алисы, так похожие на глаза ее сына. Слова Алисы утешали меня, и я сознавала, что она — единственный человек, способный понять меня. На ее губах играла едва заметная улыбка. Она погладила мои волосы и поцеловала в щеку. Второй поцелуй был ближе к моим губам. Это насторожило меня. А когда наши губы слились в третьем поцелуе, я не на шутку встревожилась. Оказавшись в объятиях Алисы, я быстро встала.
— Спокойной ночи, Алиса. Пойду лягу.
— Спокойной ночи, любовь моя. Поспи хорошенько. Скажи, если тебе что-нибудь понадобится.
Алиса не сделала ни одного движения, чтобы задержать меня, словно предвидела мою реакцию.
Вернувшись в свою комнату, я закрылась на защелку.
После этого дня я чувствовала себя опустошенной. Погрузившись в тяжелую дремоту, я увидела все так, словно была там:
«Воинственный
Меня трясло. Прикрытый рваной набедренной повязкой, я не знал, вызвал ли эту дрожь страх или холодный туман, пронизывающий меня до костей. Болело все тело. Привязанный к кобыле [7] , скованный по рукам и ногам, я чувствовал, что при следующем повороте гайки меня разорвет. Но я должен был терпеть и продолжал молиться: «Иисусе Христе, Боже милостивый, помоги мне в мой смертный час, помоги брату Роджеру, помоги моим братьям вынести пытки, не сдаться и не оговорить себя».
7
Кобыла — орудие пыток.
Послышался голос инквизитора, допрашивавшего моего товарища:
— Признайся, что поклонялся негодному псу! Что плевал на крест! Что развратничал со своими братьями.
— Нет, это не так, — тихо прошептал брат Роджер. Потом наступила тишина. В страшном смятении я ожидал очередного крика, и он тут же прозвучал.
Монах-доминиканец, который допрашивал меня, на мгновение замолчал, наверное для того, чтобы понаблюдать за пытками, которым подвергался мой брат, но вскоре вернулся к тем же вопросам:
— Отступился ли ты от Христа?
— Нет.
— Преклонялся ли перед этой нечистой собакой?
Я открыл глаза и увидел сквозь слезы потолок, так затянутый туманом и дымом, что за ними едва виднелись стропила. Я видел грубые черты лица инквизитора. На нем был капюшон — знак принадлежности к доминиканскому ордену.
— Признайся, и я освобожу тебя.
— Нет, это неправда, — отвечал я.
— Прижгите его железом, — приказал палач.
И вскоре я почувствовал, как мою кожу на животе, натянувшуюся как на барабане, жжет раскаленное железо. Мой крик наполнил помещение».
Я поняла, что сижу в кровати. Ощущение боли было настолько реальным, что в ту ночь я воспринимала сновидения как короткие мгновения ужаса.
ГЛАВА 24
— «Сердце разрывалось от жалости, когда приходилось ударами меча отбрасывать христиан, женщин, детей и стариков, оставляя их на растерзание кровожадным неверным и зная, что они в этом хаосе нигде не найдут убежища, — читал Луис, повторяя последние фразы, прочитанные вчера до того, как я прервала это чтение. — Там умер Великий магистр тамплиеров Гильермо Бижу. Он скончался от ран, полученных при защите стены, когда неверные ворвались в город, неся с собой кровь и огонь».