Наследие последнего тамплиера. Кольцо
Шрифт:
— Точно могу сказать, что, хотя вы и отрицаете это, мне вы верите, а им не доверяете.
Не знаю, в который раз Артур бросал мне вызов, но его ироническая улыбка придавала ему особую привлекательность.
— Конечно, осмелюсь! — Я с вызовом посмотрела на него. — Хотя ваша смелость не идет дальше того, чтобы открыть мне дверь, я решусь.
Я знала, что Артур манипулирует мною. Чего он добивался, посылая меня в этот таинственный дом в двенадцать часов ночи? Разумеется, для того, чтобы я увидела ритуалы тамплиеров. Тогда мое доверие к нему возрастет, а к Алисе и Ориолю — улетучится. И я прямо спросила Артура об этом. Он хотел, чтобы в деле о сокровище я приняла его сторону. Артур понимал: если меня обнаружат, они узнают, что именно он подослал меня к ним, но это не тревожило его. До их сознания необходимо довести,
Это было в канун праздника Святого Иоанна, самого короткого бдения во время летнего солнцестояния: шабаша ведьм, таинственного мрака, светоносных теней. Иоанн Креститель — обезглавленный святой-покровитель Храма. В такую ночь, по словам Артура, общество должно было собраться в ветхой церквушке неподалеку от площади Каталонии. Он сказал мне, что по канонам католической церкви отмечаются лишь смерть святых, а рождение — только одного — святого Иоанна Крестителя, и это богослужение совершается в день, на полгода отстоящий от Рождества Христова, которое отмечают во время зимнего солнцестояния. Эти даты выбраны не случайно. Они заменяют собой народные празднования солнцестояний, которые, в свою очередь, представляют собой продолжение дохристианских эзотерических ритуалов язычников. И рыцари Иерусалимского храма в полной мере соблюдают эти ритуалы.
В городе бурлила жизнь. Шла вербена [9] , и что будет завтра, никого не интересовало. Завтра будет таким, каким ты его сделаешь, и ты застанешь его таким, каково оно и есть, — праздничным. В небе вспыхивали огни фейерверка, а по улицам, таким же многолюдным, как днем, шли молодые люди, смеялись и взрывали петарды. Это была ночь огня, шипучего вина и твердых пирожных под сахарной глазурью с засахаренными фруктами и орешками, которые называются «кока». Артур дал мне план храма и описал его внутреннее устройство. В церковь Святой Анны правоверные попадают через главный вход. Его портик держится на пяти готических арках, опирающихся на колоннаду. У входа на площадь Рамона Амадеу стоит статуя Мадонны. Второй вход расположен у нижней части латинского креста, заложенного согласно изначальному проекту храма. Теперь крест трудно различить из-за пристроенных позднее боковых капелл. Этот вход сообщается с крытой галереей; она представляет собой красивое сочетание мощеной дорожки с готическим сводом, которая огибает квадратный сад. В крытую галерею можно также попасть со стороны площадки в саду, хотя этот вход закрывают железной решеткой и открывают для публики только по особым случаям.
9
Ночное веселье.
Церковь и площадь окружены высокими современными зданиями. Вероятно, из-за них это место кажется чем-то непреходящим, сокровенным и вызывает ностальгию по давно ушедшим временам. Площадь Рамона Амадеу также закрывается двумя металлическими решетками. Одна из них расположена в портале, который начинается посредине жилого дома. Этому дому несколько сот лет, и его окна выходят на улицу Святой Анны. Вторая решетка находится на Риваденейра, ведущем на площадь Каталонии.
Это малозаметное место чрезмерно защищено, что, однако, вполне объяснимо, если вспомнить экономические перипетии и свирепые налеты, которые выдержало это достойное уважения здание. Сначала оно было монастырем ордена Гроба Господня, потом соборной и, наконец, приходской церковью. Все земли, ныне застроенные домами, окружающими церковь, в свое время принадлежали монастырю. Их постепенно продавали, поскольку в этом нуждался тогдашний монастырь. То же самое проделывали с обширными владениями в Каталонии, на Майорке и в Валенсии. Церковь закрывали французы во время наполеоновского нашествия. Переживала она нападения и до этого, и после.
Мало кому известно, что на части нынешней площади в начале двадцатого века возвышалась стилизованная под неоготику церковь, представлявшая собой продолжение теперешней церкви. Она простояла только двадцать два года, после чего была взорвана и сожжена во времена Второй республики.
Не удалось избежать огня и старому зданию; хотя с него упало нескольких кровель, оно не было
Храм имеет и третий вход, но им пользуются только церковные служащие. Он начинается с проулка, ведущего на улицу Риваденейра, у приходского дома, идет вдоль него, отделяя его от жилого здания, и заканчивается у крытой галереи. Он закрыт решетками, внутри находится парковка для автомобиля священника. Со стороны крытой галереи этот вход также закрыт дверью с решеткой.
Зал капитула, раньше называвшийся капеллой Ангела-хранителя, — помещение, где «Новые тамплиеры» проводят свои заседания. Он сообщается как с церковным нефом, так и с крытой галереей. Он-то и был целью моего предприятия.
Впрочем, есть еще четвертый вход, но о его существовании почти никто не знает. Рядом с главным алтарем, у короткого конца креста, есть две капеллы; справа, через капеллу Святых даров, можно попасть в ризницу. В ней, в другом конце, есть два кабинета. Застекленная дверь одного из них ведет во дворик, окруженный стенами церкви, громадой банковского здания и многоэтажного жилого дома, которые полностью закрывают средневековое строение с этой стороны. Дворик поделен стеной на две части: одна из них принадлежит церкви, другая — банку. В стене имеется старая, ныне не используемая дверь. Из части, принадлежащей банку, в проулок, образованный зданием банка и жилым домом, выходит надежная дверь, ведущая на просторную пешеходную часть портала Ангела. Через эту дверь, как предполагалось, и должна была войти я.
Мы выбрались из такси в восточной части площади Каталонии и прошли несколько метров пешком к этому таинственному входу.
По пути Артур еще раз рассказал мне о внутреннем устройстве храма и вручил ключи от двери, отделяющей дворик от черного хода в ризницу. Он обещал ждать меня в проулке. В этот момент я уже насторожилась, и лишь самолюбие не позволило мне броситься наутек. А что, если я останусь запертой в старом здании? Среди достоинств этого места, о которых поведал мне антиквар, было и такое: оно походило на древнее кладбище. Я поблагодарила Артура за обещание ждать меня снаружи, но потребовала у него ключ от металлической двери, которая выходит на улицу. Он посмотрел на меня со своей цинично-критической улыбкой и спросил:
— Боитесь?
— Размышляю здраво, — ответила я, хотя в данной ситуации было трудно отличить одно от другого.
— Желаю удачи, — продолжал он, улыбаясь, ласково потрепал меня по щеке и поцеловал в губы. Я не ожидала такой ласки, но приняла ее. Признаться, я не придала этому слишком большого значения, поскольку в тот момент меня волновало совсем другое.
— Насладитесь этим, дорогая, — добавил Артур.
Что имел в виду этот тщеславный тип? То, что мне предстояло пережить, или свой поцелуй?
ГЛАВА 35
Когда за мной закрылась дверь, я подумала, что перенеслась в иное время. Вероятно, это была игра моего воображения, но я почувствовала, что мое рубиновое кольцо вибрирует. Свет ночной иллюминации позволил мне, не включая фонарика, найти дверь между банковским и церковным двориками. Низкая стена не мешала видеть стены храма, и там, на каменном контрфорсе, я заметила в полутьме, как мне показалось, рельефную резьбу. Она нагнала на меня страху. Я осветила ее на одно мгновение: это был крест, испорченный временем и имевший двойную поперечину, подобную той, что я видела на посохе воскресшего Христа, выходящего из Гроба Господня на картине Луиса… Но в это же время, погасив фонарик, я посмотрела вверх: на фоне звездного неба четко вырисовывался другой каменный крест, венчавший черепичную крышу. Он напоминал крест на моем кольце. Я посмотрела на него, и он под лучом фонарика вспыхнул красным. Я восприняла это как сигнал опасности, подобный красному свету светофора. Меня затрясло при мысли о том, что совпадений слишком много. И тут я заметила во дворике какое-то движение. Там кто-то был! У меня учащенно забилось сердце. Я прижалась спиной к стене и крепко сжала фонарик. Посветив туда, я увидела, как там засверкали, словно фары, чьи-то глаза.