Наследие проклятой королевы
Шрифт:
— Спасибо, маэстра! — огрызнулся я и задал второй вопрос о духах: — А почему здесь эти волшебные кровососы следуют за мной по пятам, а в нашей халумарской цитадели нет ни одного? А ведь мы не имеем защиты.
Лукреция пожала плечами.
— Керенборгские лысые холмы — особое место. Как есть места силы, где сила витает в воздухе в избытке, так на холмах сила, наоборот, утекает. Мелкие духи не могут там жить. Для них там пустошь.
Я поглядел на волшебницу и почесал в затылке.
— Это какой же был шанс, что мы откроем проход именно в таком месте! — пробурчал я под нос, а потом
— Нет. Одно у Керенборга, второе на востоке Королевства, третье где-то в Доггерланде. Есть парочка в Нобии, больше не знаю.
Я провёл рукой по лицу. Сколько всего нового узнал об этом мире за столь короткое время! Кажется, хватит на сегодня естествознания, но остался один житейский вопрос.
— Маэстра, ты как-то говорила, что можно нанять служанку.
— Почему служанку? — встрепенулась вдруг Катарина. — Может, слугу-мужчину? А то знаю я этих служанок: хозяйка за порог, они хозяина соблазнять начинают.
Я сидел, опустив голову, и глядел на зеркало волшебницы, которое до сих пор держал в руках. Вот, смеяться сейчас или плакать? Эта ревнивица даже здесь подвох нашла!
Лукреция тоже улыбнулась, скосив глаза на храмовницу.
— Юрий, а назвать женщину овцой — у вас тоже оскорбление?
Я улыбнулся самым краешком губ, но Катарина заметила, нахмурилась ещё сильнее и скрестила руки на груди.
— Я же хочу как лучше, — пробурчала она.
— Катарина, — произнесла Лукреция наставительным тоном. — Он прав. Ты гонишь быков на измор, сметая всё на пути. В сердечных делах спешка может навредить, ведь Юрий не деревенский девственник, вырвавшийся из заперти в большой город и бегущий по грехам, как дурной пёс, сорвавшийся с цепи. И он правильно думает о слуге, желая сберечь отношения. Жалование у него большое, позволить нанять кого-то вполне может.
Катарина поджала губы, а Лукреция повернулась к Марте.
— Голубушка, принеси ещё бутылочку розового игристого.
Ведьма-служанка отошла к фургону, а магесса продолжила:
— Обычно для дома, чтоб не было подобных ссор, нанимают семейную пару. Такая пара во всём подобна Великой Небесной. Она не вносит разлад, думает не только об одном дне, но и о будущих. Жена ходит на рынок, колет дрова и ухаживает за скотиной. Муж шьёт, стирает, моет полы и готовит. Дети слуг учатся служить детям господ, ибо они играют вместе. Семейную пару, благословенную небесами, можно и в поход взять, но она в любом случае дорого обойдётся. Жалование будет в полтора раза больше, чем у иной цеховой ремесленницы.
— Почему в полтора? Их же двое, — спросил я, а потом тихо ругнулся сам на себя, поняв ошибку. Мужчина в этом мире всегда за половинку ценится, а не за целую сумму. — Ну да. Я понял.
— Да, — продолжила Лукреция, — в твоём случае проще найти деревенского мальчика лет семи. Пара обойдётся, по меньшей мере, в полторы сотни серебряных в месяц, малец всего в дюжину. Как подрастёт, можно поднять плату до двух-трёх дюжин, чтоб мог копить на приданное, если не выгонишь к тому времени за лень и глупость.
— Это же детский труд, — пробурчал я. — У нас так нельзя.
Лукреция снова улыбнулась.
— А что его ждёт в деревне? Навоз, грязь, побои, зажонство за нелюбимой женщиной, такой же дремучей, как он сам? Из всех вещей — только рубаха с пояском из крапивы, деревянная ложка и синяки на лице. Часто они на своём же поясе и вешаются, потому и носят шнурок подлиннее, намотав на себя в десять кругов. И это, если его будут растить на племя. А ведь и своя же семья может продать в рабство, так как кормить нечем. А у тебя на службе он может скопить денег на приданое, выбиться в свет с рекомендательными письмами, обучиться грамоте и счёту, встретить подходящую жену.
Я молча поглядел в зеркало на своё отражение, ища в нём искорки чёрного мага, палача и садиста. Слуга — не крепостной крестьянин, но тот же герой книг Дюма, благородный и доблестный д’Артаньян, частенько поколачивал своего Планше и не платил вовремя денег. А если всё же вспомнить крепостных и Салтычиху, то мрачная перспектива у ребёнка вырисовывается.
— А если ему попадётся хозяин, который только и делает, что бьёт и голодом морит?
— Часто встречается, что никчёмный мужичок сваливает все свои неудачи на слугу и вымещает на нём злость. Встречается, что просто мерзкий господинишка считает всех остальных грязью и только перед знатью падает ниц, подобострастно целуя сапоги. Но ты же не такой, — со вздохом ответила Лукреция. — Или ты боишься пасть во тьму?
— Боюсь, — честно ответил я.
— Тогда заключи с ним договор кровью и именем Небесной Пары. Это убережёт от зла в сердце.
Я молча кивнул. Сможет ли неверующий чужак поклясться именем местных божеств? Не знаю. Наверное, остаётся верить только в свою совесть. Вот и выбирай из двух зол меньшее. Над этим нужно будет хорошо подумать, тем более что полторы сотни серебряных — это больше пятидесяти тысяч наших рублей, а полдюжины — это всего две с половиной тысячи деревянных.
Мои размышления прервали крики солдаток.
— Тревога! Тревога!
Из кустов засвистели часовицы. В лагере началась суета. Все бросились к оружию и стали в спешке надевать кирасы и шлемы.
Я вытянул шею, вглядываясь в ту сторону, куда тыкали пальцами солдатки. Из палатки выскочила Ребекка в одной рубахе. Я даже смог заметить немного увеличившийся животик рыцарши, а ещё месяц назад его совсем не было видно. Тут же появилась Клэр, вокруг которой с лаем забегал Малыш.
— Странно, — произнесла Катарина, прислушиваясь и хмурясь. Храмовница соскочила с оглобли. Та спружинила, чуть не сбросив меня.
— Что странно?
— Урчит странно, — пояснила на ходу девушка и помчалась к нашему фургону.
Я тоже прислушался. Действительно, урчало. Причём как-то знакомо, словно…
Выругавшись, я поспешил на звук. А когда выбежал на дорогу, то увидел петляющий между колками леса мотоцикл с коляской, похожий издали на «Урал». На самом мотоцикле ехали два человека, а коляска была загружена рюкзаками и пластиковой канистрой литров на пятьдесят.
— Да ну нафиг! — вырвалось у меня.
Я пошёл навстречу. Вскоре мотоцикл приблизился и остановился.