Наследие проклятой королевы
Шрифт:
Потом я час возился с костром. Спички и зажигалки Лукреция у меня изъяла, заставив поджигать пучок сухого мха магией. Я долго матерился, но, в конце концов, собрался с мыслями и решил схитрить. Применил ту же самую искру, которой гонял привидений, её хватило, чтоб мох начал тлеть. Пока раздувал огонь, надышался дыма так, что из глаз потекли слёзы.
Затем задолбался с вёдрами, таская воду от реки. Сами-то вёдра не тяжёлые, а вот берег у речки был крутой, так как та протекала в глубоком овраге. Вдобавок, он весь порос крапивой.
Пельмени варились недолго, и ещё быстрее все желающие стрескали угощение. И знаете что? Катарина явилась откуда-то из леса с цветами, мол, от моего начальника,
Но сейчас была одна большая загвоздка: один конкретный прогрессор конкретно в этот момент не мог достать из воздуха кухонный комбайн и посудомоечную машинку, а зациклиться на бытовухе для него значило регрессировать до состояния приложения к плите и тазику с грязными труселями. Можно, конечно, позорно бежать с планеты, но это означало сдаться. А сдаваться я не хотел так же сильно, как и подчиняться правилам. Дилемма, однако.
И вот я сидел и глядел в свою тарелку, где в бульоне плавали оставшиеся три пельменя. У злости есть один большой плюс: она стимулирует мыслительную деятельность. Потому я поставил тарелку на край того же щита и направился к Лукреции. Та до сих пор сидела, держа в руках зеркало в дорогой оправе из красного дерева, и примеряла к себе фероньерки. Марта уже закончила расчёсывать волосы костяным гребнем и взялась за щётку с жёсткой свиной щетиной. Они занимались этим под небольшим навесом, один край которого цеплялся к верху фургона, а второй крепился к двум длинным жердям. Всю эту конструкцию удерживали натянутые верёвки, привязанные к вбитым в землю колышкам. Под навесом размещались две небольшие лавочки и столик со съёмными ножками. На столе стояли две кружки с розовым сидром, который был вряд ли крепче трёх градусов, подставка под лучину с воткнутой в неё тлеющей благовонной палочкой и маленький резной сундучок с бижутерией. Так и хотелось схватить его и убежать, крича: «Нафаня— а-а, сундучок со сказками-и-и!»
Бычки, тащившие фургон сейчас паслись на поляне, привязанные длинными верёвками к деревьям. Немного в стороне от фургона стояли деревянные тазы с замоченным в мыле бельём, над которым уже потрудилась Марта. Я поджал губы и с завистью вздохнул.
— Маэстра, — обратился я к волшебнице, садясь на оглоблю, упирающуюся свободным концом в землю. Оглобля подо мной пружинисто прогнулась, и я ухватился поудобнее, чтоб не свалиться. — Маэстра, я хочу спросить об этих духах-страхах. Почему их нельзя развеять и поставить защиту? Я уже понял, что маг, искру они вряд ли уже задуют.
Лукреция скосилась на меня.
— Подержи зеркало.
Я вздохнул, встал и подошёл ближе. А когда взял зеркальце, то магесса взяла из сундучка две фероньерки и начала поочерёдно прикладывать их ко лбу.
— Какая больше подчеркнёт мою красоту? — ехидно спросила она.
— Никакая, — буркнул я в ответ.
— Даже льстить не будешь? — продолжая улыбаться, спросила Лукреция и положила украшения обратно.
— Не хочу. Хоть по пальцам бей, хоть по губам.
— Ученик должен льстить своей наставнице, тогда он может рассчитывать на ответ.
Я поморщился.
— И какой ответ был бы, если я начал льстить?
Лукреция улыбнулась больше прежнего.
— А наставница сказала бы, что лесть не красит настоящего мага. Его красят поступки и его волшебная сила.
Я с шумом втянул в себя воздух, на секунду задержал дыхание и так же шумно выдохнул.
— Бабы, блин, — пробурчал после этого по-русски. Как раз в этот момент оглобля прогнулась сильнее прежнего, и я чуть не свалился, а всё потому, что рядом со мной села Катарина. Вот только сцен ревности сейчас не хватало.
Магесса сложила губы «уточкой», стараясь придать себе задумчивый вид, и заговорила.
— Духи-страхи подобны пиявкам, москитам, вшам, блохам и летучим мышам-кровососам…
Я чуть не прервал волшебницу. На Земле вампиры живут только в Центральной Америке, а подобные могут поселиться в параллельной Европе, только мигрировав по воздуху. Это значило, что здесь есть своя Америка, и я только что её открыл. Если конечно, вампиры не эволюционировали на Реверсе самостоятельно.
И, да, теперь я знал, каким будет следующий оживший кошмарик. Даже поёжился, представив, как это нечто ползает по мне во сне и кусает.
Лукреция тем временем продолжала:
— Эти духи тянут из тебя силу, словно кровь. Сила мага привлекает их. Так, вокруг пасущегося вола всегда роятся кусачие мухи и гнус, а домовую мышь разве что одинокая блоха укусит. В ответ на это твоя волшебная суть учится быстрее впитывать силу из естества. Взрослому магу фамильяры ни к чему, они мешают, тянут, отвлекают, но, например, в Круге нарочно заставляют школяров и школярок заводить духов, чтоб развивать способности. У этого есть и плохие стороны: со временем ты грубеешь и не сразу замечаешь присосавшуюся тварь.
Сидевшая рядом Катарина положила мне на колено руку и заговорила:
— Это как у нас в ордене. Учениц заставляли выбирать себе новорождённого ягнёнка и заставляли бегать и приседать с ним на шее перед завтраком и перед вечерней молитвой. Ягнёнок рос, мы крепчали.
— Тяжело, наверное, с бараном на шее бегать? — улыбнулся я, представив себе картинку.
— Он тёплый и мягкий, совсем как ты, — улыбнулась в ответ Катарина.
— Ну, спасибо! — всплеснул я руками. — С бараном меня, значит, сравниваешь?
Храмовница ненадолго замерла с открытым ртом.
— У вас, за кромкой мира, разве сравнить мужчину с чистым и невинным агнцем — обиду нанести?
Я вздохнул и ответил.
— У нас — да. Вы сравниваете с чистотой, а у нас — с тем, что баран очень глупый.
— Прости, не знала, — насупилась Катарина и убрала руку с моего колена, а потом принялась с хрустом ломать себе пальцы.
Зато расхохоталась Лукреция.
— Зато я знаю, как тебя хвалить, если стараешься, но не получается.