Наследие Сири
Шрифт:
— Что ты хочешь нам рассказать, Сири? — наконец голос Бора был действительно серьезным по отношению ко мне.
— Думаю, что в одну из летних ярмарок таары нападут на наши земли. С каждым годом их приходит на наши берега все больше. Во время ярмарки большинство мужчин на берегу, на открытии, лошади в лесу с мальчишками, женщины остаются дома одни с маленькими детьми.
— А что им нужно от наших земель, Сири? — Бор действительно недопонимал, — неужели за морем мало территорий?
— Я не знаю, может им просто нужны рабы, или земли, или просто мы не знаем, что в недрах земли есть какие-то материалы. Почему Тирэс
— Тирэс уже стар и давно ничем не управляет. Все его дела ведут минисы, и, скорее всего, получают от тааров не мало, чтобы закрывать глаза. В прошлый холод Тирэс говорил с карлами, и мы просили его выделить людей для охраны дороги, но он сказал, что не зачем, васаров мало, а большинство проблем от пьяных дружин, которые от нечего делать заводят драки. — Драс говорил вполне уверенно, со знанием дела.
— Нужны хорошие лошади и карты, чтобы мы, в случае наступления, могли быстро покинуть деревни и уйти дальше на север. Нужно собрать больше людей, которые поверят вам, так мы сохраним жизнь многим семьям. — военачальник из меня был смешной и глупый, но какие-то азы понимания процесса, мне казалось, были известны всем. Если не можешь защищаться, просто быстро беги.
— Севернее земель карла Оруса холодные леса и горы, но там есть реки. Только все они текут к Среднему морю, и против течения идти за горы очень долго. Мы можем собрать своих людей, и пройти туда в холод. Нам необходимо при потеплении быть на дорогах из Сориса, чтобы не допустить хоть часть васаров на наши земли. — Драс встал, — пора спать, утром нужно выдвигаться.
— А если собрать всех карлов, и рассказать им, что беда близко, что пора объяснить людям, на сколько это страшно.
— Я попробую, Сири. Я встречусь с карлами у Среднего моря, — он вышел из мастерской, а я налила горячий чай себе и Бору.
— Люди не покинут свои дома, это самое сложное, что можно сделать, Сири, — он вышел за Драсом, и я осталась одна.
Утром мы проводили Драса с дружиной, прекрасное судно отчалило от нашего пирса. Кромка воды у берега уже схватилась льдом. Я была даже рада, что эти чужие люди ушли из нашего дома.
Весь день мы занимались шерстью, отец с Бором и Варасом — мужем Космы и их сыном, ушли в лес.
Иста и Юта учили новых прях, я пряла и стирала новые мотки шерсти — дома стало спокойно.
Через день Юта обошла всех наших вязальщиц, забрала носки и чулки, дала новые мотушки, рассчиталась за работу. теперь дома у нас было почти пятьдесят пар носок. За месяц мы точно сделаем много. Одеяла шли медленно — девочки ленились. Я показала Юте как делать полоски, ромбы, и она должна была научить девочек, вяжущих одеяла, делать их разнообразными. Пока черный с белым.
Через неделю, когда жизнь в деревнях замерла, к нам потянулись женщины из соседних деревень — с земель Драса. У нас оставались на двое — трое суток по пять, а то и по восемь человек. Пряли мы впятером, руки до свитеров не доходили, я просто не успевала. Когда набралось триста пар носков и чулок, я решила работу по свитерам разделить между вязальщицами. Одни вязали спинки и перед, другие рукава, дома я сшивала их, и навязывала воротники. Юта была неумолимым отделом качества, и не брала плохую работу — терпеливо показывала снова и снова. Ранним утром Юта объезжала деревни, чтобы днем прясть.
Оставалось
— Иста, я бы точно забывала перекладывать палочки каждый день, — я улыбнулась, глядя на нее.
— Когда умерла мать Бора, этот ящик перешел ко мне, как к старшей женщине, если умру я, ты должна будешь следить за днями, — она аккуратно сложила в отдельный отсек связанные палочки, и в отдельный отсек палочки от прошедших дней. Летоисчисление начинается весной, потому что была расчата последняя связка. Я посчитала палочки в отсеке текущих дней — шел двадцатый день зимы. На семидесятый день зимняя ярмарка ремесленников. Там будет то, что люди сделали за осень и зиму.
Дни текли как масло сквозь пальцы, становилось холоднее, и в самые холодные ночи мы выдвигали кровати ближе к печи, на половину оставляя их в комнате, как говорил один великий полководец: «держи ноги в тепле, а голову в холоде».
Щели в стенах служили для доступа воздуха и хоть какого-то света. Но в них безбожно дуло. Я достала отрез грубой белой материи, натерла свечкой, и попробовала натянуть на большую щель у входа. Как в анекдоте про Штирлица, «дуло исчезло». Иста посмотрев на меня, тоже начала натирать свечой ткань, потом мы осмелели, растопили свечу, и обмакивали там ткань. Сразу фиксировали между досками, и получалось достаточно непродуваемое окно. Но этого было мало.
Я ждала, когда же будет готов прототип дома — наша первая баня. Сначала окно нужно будет завешивать такой вот тканью, а потом найти и опробовать бычий пузырь. Я не сильно надеялась на мочевой животного, потому что режут их только в начале зимы, и крайне редко, бычки маленькими уходят под нож, так как овец держать проще, и растут быстрее.
Отец отошел от работы с бревном, ему необходимо было заниматься строительством и ремонтом телег. Бор нанял мужиков из деревни, которые пошли за ним с удовольствием, и большинство — не за деньги, а уж больно понравилась им идея дома без щелей. И как только они начинали говорить про дым, Бор отправлял их к моей печи.
Бревна уже были на берегу реки, за навесом, и топоры стучали беспрестанно — вырубали чаши в бревнах, примеряли, и снова стучали. Боялись выбрать много, чтобы не идти снова за бревном, не чистить кору.
Еще через десять дней, у нас в связках лежали четыреста чулок, двести носков, три свитера, и наконец, Юта привезла от девочек пять одеял. Сейчас, набравшись опыта и скорости, они начнут вязать быстрее. Я не чувствовала рук, и засыпала, как только касалась подушки своей, уже сильно обросшей головой.
Вечером я попросила Исту побрить мне голову и постричь так, как было до этого. Она уверенно наточила нож, и лучше любого цирюльника оболванила меня «под мальчика». Раз я жду мужа, значит жду. Да и проще тут, без расчески нормальной, с такой прической. Шапку почти весь день не снимаешь, а дома кандибобер из ткани на голове завернешь, и тепло, и симпатично, как мне казалось.