Наследие страха
Шрифт:
– Расскажи мне об этом, – попросил он. И Элайн рассказала – во всяком случае, большую часть.
Когда она закончила, Гордон нахмурился:
– У меня такое чувство, будто ты что-то недоговариваешь, что-то скрываешь от меня.
Она не могла смотреть прямо на него и не могла ему ответить, потому что он был прав.
– Что еще, Элайн?
– Я не хочу тебя рассердить.
– Тебе это не удастся. Это как-то связано с семьей? Тебе кажется, будто ты знаешь, кто бросил тот камень прошлой ночью?
– Да.
– Ну и кто же? – прохрипел он. Казалось, он слегка дрожит, но он пересилил свой страх и посмотрел в глаза той самой вещи, в которую отказывался поверить его отец. – Кто из членов семьи это был?
– Прошлой ночью ты еще не был уверен, что это кто-то из этого дома. Отчего твое мнение так внезапно изменилось?
Он признался:
– Наверное, я все это время знал, что не было никакого автостопщика. Силия могла подобрать кого-то, ехавшего в Филадельфию, но он не пытался ее убить. Я не хотел смотреть в глаза правде. У меня – точно так же, как у отца, – не хватило для этого мужества. А теперь есть. Прошлой ночью, когда я не мог уснуть, я понял, что душа моя не успокоится, пока я не приму на себя эту тяжесть.
Элайн вдруг положила голову ему на плечо, слушая быстрые удары его сердца, обретя покой в его согнутой руке.
– Итак? – спросил он.
– Деннис, – сказала она. Он долго молчал.
– Ты веришь мне?
– Пожалуй, да. Но я хочу услышать, почему ты подозреваешь моего брата. Я хочу знать все, что ты видела и что указывает на него.
И она рассказала ему все – от картин, над которыми работал Деннис, до того, как он держал мастихин и, казалось, скрыто угрожал ей. Она упомянула о беспокойстве Денниса за ужином, когда Ли сообщил, что Силия вышла из комы. Она напомнила ему о проблемах Денниса в детстве, когда его мать убила двойняшек, а затем себя. И наконец, она рассказала ему о прошлой ночи, о том, как Деннис застиг ее у телефона, и о том, каким образом человек под ивой отреагировал на имя Деннис.
– Боже мой! – потрясение проговорил Гордон, когда она закончила. Он постарел на десять лет за то время, что потребовалось ей, чтобы рассказать это.
– Прости меня, – прошептала она.
– Ты ни в чем не виновата, – отрезал он. – Беда не в тебе, а в моей семье, в крови, что течет в наших жилах, и в том, каким образом мы пытались скрыть нашу историю. Беда в том, что отец позволил Денни вырасти таким, каков он есть, – безответственным, легкомысленным.
Элайн кивнула, полностью соглашаясь с такой оценкой характера Денни:
– Что мы можем сделать?
Он подумал какое-то время, потом сказал:
– Тебе придется остаться здесь, в своей комнате, Элайн. Я сам схожу наверх, в мастерскую Денни. Я просто поставлю его перед лицом всех этих фактов.
– Нет!
– Это – лучший выход.
– Вызови полицию, Гордон!
– Я не могу этого сделать, – отказался он.
– Но…
– Я считаю это своей обязанностью, – настаивал он. – Он мой брат. Что бы он ни сделал, если он действительно что-то сделал, я не могу просто позвонить капитану Ранду. Я не могу допустить, чтобы с Деннисом обращались как с обычным преступником.
– Но если он сумасшедший…
– Даже тогда он все-таки мой брат. Ничто не в силах этого изменить.
– Нет!
Она боялась за него. Он слишком хороший, слишком тактичный, и дело кончится тем, что он поплатится за свою тактичность, если она не помешает ему осуществить этот дурацкий замысел.
– Элайн, ты не понимаешь, как…
– Я не позволю тебе этого сделать, Гордон! Девушка оттолкнула его, когда он развернул ее, оттолкнула его руку, когда он потянулся к ней. И со всех ног бросилась вниз, в прихожую, перескакивая через ступеньку. Внизу она поспешила в большую гостиную и схватилась за телефон. Она успела набрать семь цифр номера полиции, которые узнала у телефонистки прошлой ночью, прежде чем осознала, что так и не услышала гудка. Она повесила трубку и попробовала снова.
Телефонная линия не работала.
– Элайн, что ты делаешь? – спросил Гордон, вбегая в гостиную и остановившись рядом с ней, у телефона.
– Телефон не работает, – сообщила она.
Он взял трубку и послушал.
Девушка подняла шнур, потянула за него и обнаружила, что тот свободно скользит. Она перебирала руками до тех пор, пока не показался обрезанный конец.
– Кто-то перерезал шнур, – выдохнул Гордон.
– Гордон, нам нужно выбираться отсюда!
– Дай мне подняться и поговорить с братом.
– Он все знает, Гордон, – простонала Элайн. Она ощутила холод и промозглую сырость, как будто стояла посреди очень древнего, покрытого слизью склепа. – Он знает, что я подозреваю его, и предпринял меры к тому, чтобы я не позвонила в полицию. Неужели ты не понимаешь, что я имею в виду? Если он зашел так далеко, то не остановится перед тем, чтобы попытаться убить нас всех этим утром, прежде чем мы успеем получить помощь.
– Но если мы не можем вызвать полицию, что еще остается делать, кроме как позволить мне поговорить с ним, посмотреть, не смогу ли я его утихомирить. Возможно, он сдастся.
– Я заведу машину, и мы поедем в полицейский участок, – твердо заявила девушка. Она повернулась и пробежала мимо него, торопясь в прихожую.
– Элайн…
– Поторопись! – бросила она назад.
Элайн выбежала в кухню, не удосужившись посмотреть, последовал ли он за ней. Ни Бесс, ни Джерри не было в пустой, безмолвной кухне, и она не обнаружила никаких признаков их присутствия снаружи, по пути в гараж. Она подняла белую дверь без окон над гаражным боксом, который, по словам Ли Матерли, отводился для нее, и поспешила к "фольксвагену". Открыв дверцу, она уселась за руль и только тогда сообразила, что у нее нет ключей.
На какой-то момент она застыла при одной мысли о том, чтобы вернуться в этот дом, снова подняться по темной лестнице и вернуться в свою комнату, так близко к мастерской, где работал Деннис.
Она не сможет этого сделать.
Лучше уж она останется здесь и…
И – что? Умрет?
Нет, она не могла так легко сдаться. Вся ее жизнь была нацелена на выживание, на то, чтобы научиться преодолевать. Она слишком рано поняла, что мир – суровое место, и это никогда не угнетало ее. Она противостояла всему, маленькая девчушка с длинными черными волосами, и одерживала верх раз за разом. Она была трезвой, и серьезной, и совсем не легкомысленной, и она не станет сидеть здесь, ничего не делая.