Наследие. Трилогия
Шрифт:
Тем не менее спустя время мне все-таки удалось поглубже вздохнуть. Это не на шутку удивило меня, потому что ребра не отозвались болью, а они здорово болели с той стороны, где их помяло при падении. Я вздохнула снова, пошевелила ногой, открыла глаза…
Я могла видеть.
Меня со всех сторон окружал свет. Стены, потолок, даже пол — все сверкало! Комната была выложена странноватым на вид материалом, похожим на полированный мрамор. Заключенная в нем магия заставляла его испускать яркое белое свечение.
Я повернула голову… К моему вящему изумлению, боли по-прежнему не было. Зато я увидела окно в стене — огромное, от пола до самого потолка, а потолок здесь
— Проснулась, — сказал Хадо из кресла.
Я упустила из виду очертания его ног на полу.
Поднявшись, он подошел ко мне, и я увидела еще кое-что непонятное. Как ни темны были для меня лишенные магии предметы кругом, Хадо выглядел темнее. Разница была трудноуловима. Я замечала ее, только когда он двигался на фоне мебели.
Он склонился надо мной и протянул руку пощупать лоб, и я вспомнила, что он — один из тех, кто убил Сумасброда. Я отбросила его руку.
Он помедлил, потом негромко рассмеялся:
— Да, ты определенно окрепла. Ну что ж. Если соблаговолишь встать и одеться, госпожа Орри, тебя ждет встреча кое с кем очень важным. Если будешь разговаривать вежливо и если тебе повезет, он, возможно, даже ответит на твои вопросы.
Я приподнялась, непонимающе хмурясь, и с запозданием обратила внимание, что правую руку выше локтя что-то тяготило. Ощупав ее, я обнаружила, что кость мне вправили и закрепили двумя длинными металлическими полосками, стянутыми плотной повязкой. Рука еще болела, я убедилась в этом, когда попыталась согнуть ее. Движение пробудило глубокую боль, тотчас разбежавшуюся по мышцам, но в целом мне было несравнимо лучше, чем прежде.
— Сколько я тут? — спросила я и стала с ужасом ждать ответа.
Я уже успела понять, что тело мое было чистым. Исчезла даже кровь, запекшаяся под ногтями. Кто-то расчесал мне волосы и заплел их в одну опрятную косу. И никаких повязок ни на ребрах, ни на голове: эти раны были полностью исцелены.
А на это требуется много дней. Речь может идти о неделях.
— Тебя принесли сюда вчера, — сказал Хадо.
Он положил мне на колени свернутую одежду. Я торопливо ощупала ее и убедилась, что это не обычный новозорский балахон. Ткань под руками была гораздо тоньше и мягче. А Хадо продолжал:
— Твои раны в основном хорошо поддавались лечению, но руке понадобится еще несколько дней, чтобы зажить. Только смотри не потревожь письмена.
— Письмена?..
Я закатала рукав ночной сорочки, в которую была облачена, и все увидела. Между слоями повязки покоился небольшой квадратик бумаги с тремя переплетенными сигилами на нем. Они мягко сияли на темном фоне моего тела, творя целительную магию самим фактом своего существования.
Костоправы временами пускали в ход сигилу-другую; они пользовались либо самыми распространенными, либо теми, что проще всего было рисовать; но чтобы целую надпись?.. Нечто столь сложное и изощренное могло быть только работой писца. И стоила такая работа, пожалуй, состояние.
— Что происходит, Хадо?
Он отошел к окошку, и я повернула
— Это явно не Дом Восставшего Солнца. А ты? Во имя всех бездн, кто ты такой?
— Полагаю, госпожа Орри, общепринятым является слово «шпион»…
Я, вообще-то, имела в виду совершенно другое, но услышанное привело меня в смятение.
— Шпион? Ты?
Он негромко и невесело рассмеялся:
— Секрет того, как быть успешным шпионом, госпожа Орри, состоит в том, чтобы уверовать в свою роль и ни под каким видом не отступать от нее. — Он пожал плечами. — Не то чтобы я рассчитывал на твою приязнь… но я делал все, что только мог, пытаясь сохранить жизнь тебе и твоим друзьям.
Мои пальцы сами собой скомкали простыню: я подумала о Сумасброде.
— Не больно-то хорошо у тебя получилось…
— С учетом всех обстоятельств, получилось у меня просто великолепно. Но если тебе будет от этого легче — можешь винить меня в гибели твоего возлюбленного. — Тон его, однако, говорил, что это ему безразлично. — Когда у тебя будет время обо всем поразмыслить, ты поймешь, что Датэ его все равно убил бы.
Бессмыслица какая-то… Я отбросила одеяла и попыталась встать. Я была еще очень слаба, и магическое целительство не могло с этим совладать. Но по сравнению с тем, что было, сил определенно прибавилось — явный знак улучшения. Встала я со второй попытки, но зато меня не шатало. Я со всей возможной быстротой сменила ночную сорочку на одежду, которую принес Хадо. Она состояла из блузки и длинной, изящного кроя юбки: куда ближе к моему обычному стилю, чем бесформенные новозорские балахоны. Все оказалось впору, включая туфли. Имелась даже перевязь для сломанной руки. Когда я разобралась, как ее надевать, она здорово облегчила боль.
— Готова? — спросил Хадо и, не дожидаясь ответа, взял меня под руку. — Пойдем.
Мы покинули комнату и зашагали длинными, плавно изгибавшимися коридорами, я могла все вокруг себя видеть. Изящно вылепленные стены, арочные потолки, зеркально-гладкие полы… Поднимаясь по широким низким ступеням, я умерила шаг, пытаясь методом проб и ошибок прикинуть их высоту — пользуясь лишь глазами, без привычной помощи посоха. Сообразив наконец, как это делается, я обнаружила, что могу преспокойно двигаться и без ведущей руки Хадо на моем локте. Спустя некоторое время я совсем освободилась от него, наслаждаясь возможностью самостоятельно находить путь. Всю жизнь я слушала разные таинственные слова, вроде глубины восприятия и перспективы, и была не в состоянии доподлинно уразуметь, что же они все-таки означали. И вот теперь я чувствовала себя почти зрячей, — во всяком случае, мне всегда казалось, что зрячие должны себя чувствовать именно так. Я видела все, кроме темной тени рядом с собой, Хадо, и еще других теней, время от времени попадавшихся навстречу. Большинство из них шли мимо быстрым деловитым шагом и не разговаривали. Я бесстыдно пялилась на них, даже когда тени оборачивались и тоже таращили на меня глаза.
Потом совсем рядом с нами прошла женщина. Я присмотрелась к ее лбу и резко остановилась.
Она несла на себе сигилу кровной принадлежности к Арамери.
Не такую, как у Серимн. Эта имела совсем другую форму, и что она значила, оставалось для меня тайной. Ходили слухи, что слуги у Арамери тоже принадлежали к царственному семейству, только в более отдаленной степени. И все были помечены таинственными знаками, понятными, вероятно, лишь посвященным, то есть членам семьи.
Хадо тоже остановился: