Наследие
Шрифт:
– Позволь-ка взглянуть, – произнес лучник. Фишер задрал голову, открывая на обозрение неглубокую рану. – Сядь. – Фишер послушался. Мужчина вытащил из кармана иголку с ниткой и флягу. – Глотни, не стесняйся, а я зашью это. Тебя надо заштопать, иначе рана не заживет нормально.
Фишер откупорил бутылочку и хлебнул от души. Спирт обжег горло.
Орудуя над раной, лучник непрерывно болтал:
– Ты счастливчик, приятель. Еще минута – и мы бы отрубили твою голову и закопали ее вместе с остальными тварями. Так, глядишь, и поверишь в Сигмара, а?
– Не думаю, что когда-нибудь еще поверю во что-нибудь.
– Не разговаривай, стежки натягиваются. Я попробую ответить на твои вопросы так, чтобы тебе не пришлось
– Все гораздо хуже, чем вы думаете. Нежить восстает по всей Сильванни, – заговорил Фишер, игнорируя наставления лучника. – Покойники поднимаются по зову Влада фон Карстена. Этот человек – чудовище. Человек? Ха! Он не человек. Он давно лишился всего человеческого. Он граф вампиров, он монстр. Он погубил тысячи, только чтобы вернуть их к жизни безмозглыми зомби. Я видел это собственными глазами на празднике Гехаймниснахт. Это была бойня. Каждого, кто встает против него, он уничтожает и заменяет одним из своей породы кровососов. И умершие не знают покоя. О нет, он собирает армию мертвецов, чтобы вершить кровавую работу!
Бауман оставался бесстрастным, пока не закончил зашивать рану, но едва сделав последний стежок, он начал действовать, и действовать стремительно. Лучник кинулся через прогалину к своим соратникам, сжигающим трупы вампиров, и возбужденно пересказал им все, что слышал. Да уж, их маленькому отряду не справиться с армией мертвецов фон Карстена.
Оказаться на безлюдной земле между армиями живых и мертвых означало верную смерть, и никто из них не питал по этому поводу каких-либо иллюзий. Как они все понимали, смерть от рук графа вампиров – это не та чистая смерть, какую заслуживают солдаты. Эта смерть является омерзительной бесконечной нежизнью восставшего из гроба зомби, который пополнит ряды бессмертной армии Влада фон Карстена.
Им надо было вернуться к основной армии Оттилии.
Шлиффен должен знать, с чем они столкнулись.
А значит, чтобы сообщить весть командующему, они обязаны выжить.
Глава 10
ПЕРЕД БУРЕЙ
Чем лучше Фишер узнавал Ральфа Баумана, тем больше он напоминал ему Джона Скеллана.
Сначала это были какие-то мелочи, жесты, отдельные фразы, философские высказывания о жизни, о своих дочерях дома, в Талабхейме, и о жене, которых два года назад забрала хворь. Все это указывало на схожесть двух мужчин, но истинным признаком их братства было их общее проклятие. Ни Бауман, ни Скеллан не могли до конца поладить с миром вокруг них. Они потеряли свое место в нем. А ведь это для человеческого существа важнее всего – знать, что имеешь собственное место, чувствовать свое предназначение. Это знание приходит с пониманием того, кто ты есть на этом свете. Но оттого, что эти люди жили, в то время как те, кого они любили, гнили в земле, они утратили безмятежность невинности.
Посещаемые старыми призраками тех, кто слишком сильно любил их, чтобы оставить в одиночестве, оба мужчины были жертвами одного и того же проклятия – проклятия выжившего.
Оно давило на Баумана так же тяжело, как на Скеллана.
Оказавшись перед выбором – скорбеть или действовать, – Бауман, как и Скеллан до него, решил сражаться и отдался борьбе телом и душой. Отличались же они своим подходом к общим для них вещам. Баумана не терзали приступы мрачного самоанализа и припадки яростного гнева Скеллана, он скорее был остроумен и пылок, что делало его отличным товарищем в долгом походе. Чем больше Фишер думал об этом, тем больше убеждался, что эти двое – разные стороны одной души, темная и светлая.
Ему нравился Бауман, очень нравился, и казалось, что он знает этого человека не несколько дней, а гораздо дольше.
Снег валил не переставая целых семь дней.
Но каждый день семеро людей решительно шагали вперед, упрямо бросая вызов непогоде, по лощинам и горным хребтам, через замерзшие реки и запорошенные ледники. Идти было трудно, но под вечер восьмого дня воины встретились с передовыми конными частями сил Шлиффена. Те стояли лагерем на окраине Эссена, возле брода через Бурную реку, дожидаясь, когда с талабекландского берега к ним переберется основная армия Оттилии.
Костер заменяла груда костей.
– Мы стараемся не рисковать понапрасну, – объяснил Франк Бернгольц, один из всадников. – Уже дважды нам пришлось отгонять этих тварей. Огонь влечет их. Впрочем, они не настолько сообразительны, чтобы держаться подальше от булавы Мышонка, так что он гвоздит их одного за другим, пока мы оттесняем прочих грязных выродков.
Мышонок, самый низкорослый из всего отряда, ухмыльнулся и похлопал по тяжелой, усеянной шипами булаве на своем боку:
– Гора ходячих костей – ерунда для моей Бесси.
– Могу себе представить, – пробормотал Фишер.
– Когда вы ожидаете генерала, Франк? – спросил Бауман, присаживаясь на валун возле кавалериста.
– Вчера. Я послал Мариуса выснить, что его задержало. Мне не нравится торчать тут в качестве легкой добычи. Не это я называю веселым времяпровождением. Я люблю, чтобы все было чисто и честно. И предпочитаю знать, с кем дерусь, чтобы смотреть моему врагу в глаза и быть уверенным, что в решающий момент терять ему не меньше, чем мне. Не могу я сражаться с этими… этими… штуками. За последнюю неделю мы потеряли трех разведчиков, Ральф, трех славных ребят.
– Да, это грязное дело.
– И оно становится только грязнее.
– Ты знаешь, что происходит?
– Ну, я догадываюсь. И не стремлюсь столкнуться нос к носу с тем, что они решили бросить на нас. Это совсем не то, что воевать с людьми. Людей ты знаешь – знаешь страх, который пульсирует в их венах, знаешь, что их воодушевляет, а что ослабляет, знаешь, когда они сомневаются, и, куда важнее, знаешь, когда они ломаются. Груда ходячих костей не думает о себе, и все эти разгуливающие трупы… Они просто идут, идут и идут. Что им терять? Они уже мертвы. Они не знают ни страха, ни сомнения. Они продолжают шагать, ряд за рядом, волна за волной, и в конечном счете сломается даже самый стойкий боец. Может, не в первый день, и не во второй, и даже не в третий, но что будет потом, когда усталость свалит его и изгложут сомнения, и он сделает ошибку, – что тогда? Он умрет. Только смерть не станет концом… О нет, его тело пополнит ряды врагов, и через минуту после своей гибели он станет сражаться против друзей. Это ужасно.
– Да, еще бы.
– Они шатаются неподалеку. Когда солнце зайдет, ты их услышишь. Услышишь волчий вой на луну и жуткие, душераздирающие стоны, заполоняющие весь наш лагерь. Мы тут угодили в капкан, Шлиффен знает это. Мы его приманка. Вот почему он опаздывает.
– Весьма циничный взгляд на ситуацию, друг мой.
– Разве? Оглянись вокруг, это же идеальное поле боя. Сюрпризов ждать неоткуда. Вот так Шлиффен и выбирает место для сражения. Он знает, что битва неизбежна. Как любой хороший солдат, он хочет наилучшим образом использовать то, что имеет. Вода у нас за спиной означает, что мы уязвимы лишь с трех сторон, а мы расположились между двух главных притоков Бурной реки, так что фон Карстен может провести свою армию только по частям, давая нам время окопаться. Мы тут уже неделю. Правда, из-под снега иногда выползают мерзкие сюрпризы, но мы употребляем их в дело.