Наследие
Шрифт:
– А ты хотел бы, чтобы я пересказал ему наш с тобой конфиденциальный разговор?
Даг понадеялся, что угасающий свет не позволит Громовержцу разглядеть, как он покраснел. Он прислонился начавшей болеть спиной к причальному столбу.
– Тогда другой вопрос. Есть ли вероятность, что бучу поднимет кто-то другой, помимо Дора?
– В совете, на формальных основаниях? Я могу представить себе несколько возможностей. Твои противники предпочли бы предоставить это твоей семье, но если клан Редвинг свой долг не выполнит, могут найтись другие желающие.
– Так что если даже я умиротворю Дора, дело не кончится. Будут появляться все новые и новые обвинения… совсем как Злые.
При этом сравнении Громовержец поднял брови, но промолчал.
Даг медленно продолжал:
– Отсюда следует, что единственный способ решить проблему – добиться решения, скорого и публичного. Как только совет примет решение, снова поднять тот же вопрос будет нельзя. Это всех остановит. – «Так или иначе».
Даг с отвращением поморщился.
– Вы с братом больше похожи друг на друга, чем думаете, – искоса взглянув на Дага, сказал Громовержец.
– Дор так не считает, – коротко бросил Даг и добавил после задумчивой паузы: – Он не путешествовал так много, как я. Может быть, поэтому изгнание кажется ему особенно пугающим.
Громовержец потер пальцем губы.
– Как твоя рука?
– Гораздо лучше. – Даг пошевелил пальцами. – Лубок сняли уже неделю назад. Хохария говорит, что я могу снова упражняться с оружием.
Громовержец откинулся назад.
– Я собираюсь скоро послать в дозор отряд Мари. Нужно наверстать время, потерянное в окрестностях Глассфорджа, да и другие отряды в этом сезоне припозднились. Когда ты будешь готов отправиться в дозор?
Даг переменил позу, распрямив ноги, пытаясь скрыть неловкость.
– Вообще-то я подумывал о том, чтобы воспользоваться причитающимся мне свободным временем – побыть в лагере, пока Фаун не освоится.
– И когда же это будет? Даже если не принимать во внимание проблему с советом.
Даг пожал плечами.
– Если бы дело было только в ней, много времени не потребовалось бы. Не думаю, что есть обязанности, с которыми она не справилась бы, если ее научить. В Фаун я не сомневаюсь. – На этот раз он дольше колебался, прежде чем продолжить: – Я сомневаюсь в нас.
– О, вот как?
– Предательство разрывает связи двояко, – тихо сказал Даг. – Конечно, отправляясь в дозор, беспокоишься о своей семье – болезни, несчастные случаи, может быть, даже нападение Злого – всегда есть место опасности, но не… не недоверию. Однако стоит начать сомневаться, и это расплывается, как грязное пятно. На кого я могу положиться? Кто поможет моей жене в случае нужды, а кто отстранится и предоставит ей бороться в одиночку? Моя мать, мой брат? На них надежды нет. Каттагус, Сарри? Каттагус слаб и болен, а у Сарри хватает своих забот. Ты? – Даг пристально посмотрел на Громовержца, и тот, к своей чести, не отвел глаза.
– Думаю, единственный способ узнать это – попробовать на практике.
– Угу, только для Фаун это будет не проба, а вопрос жизни или смерти.
– Все равно рано или поздно тебе придется на такое решиться, если ты не собираешься расстаться с дозором. – Взгляд, которым сопровождались эти слова, напомнил Дагу хирургический нож Хохарии.
Даг вздохнул.
– Есть «скоро» и «слишком скоро». Можно искалечить молодую лошадь, слишком рано начав ее нагружать, хотя через год ее кости окрепли бы. То же происходит и с молодыми дозорными. – «А с молодыми женами?»
Громовержец после долгой паузы кивнул в ответ.
– Так когда же будет «не слишком скоро», Даг? Мне нужно знать, куда воткнуть твой колышек… и когда.
– Конечно, – согласился Даг. – Можешь ты дать мне немного времени, чтобы обдумать ответ? Сомневаюсь, что могу не обращать внимания на совет.
Громовержец снова кивнул.
– И имей в виду: я могу отвечать только за себя и за Фаун. Я не контролирую поступки кого-то еще.
– Ты можешь убеждать, – сказал Громовержец. – Ты можешь склонять на свою сторону. Ты можешь, позволь мне сказать, не быть упрямым дураком.
«Для этого слишком поздно».
Этот человек, напомнил себе Даг, должен присматривать за шестью сотнями других дозорных.
«Ладно, на сегодня достаточно».
Лягушки уже начали свою серенаду, отряды москитов вышли на тропу войны, стрекоз, летающих над озером, сменили ночные дозорные – летучие мыши. Даг поднялся на ноги, вежливо попрощался с Громовержцем и ушел в сгущающуюся темноту.
8
Они уже собирались укладываться, когда наконец Даг рассказал о своих разговорах с братом и с Громовержцем. Судя по краткости изложения по сравнению с тем временем, которое он отсутствовал, Фаун заподозрила, что он о многом умалчивает; сказанное его собеседниками, если верить такому сокращенному варианту, не могло бы погрузить его в такую черную тоску.
«От братьев всего можно ожидать…»
Однако новость о совете лагеря была достаточно пугающей.
Освещенная светом огарка, укрепленного на сундучке Дага, который служил им ночным столиком, Фаун уселась на постели, скрестив ноги, и сказала:
– Семеро членов совета могут приговорить тебя – нас – к изгнанию? Это так просто?
– Ну, не совсем. Они должны собраться и выслушать доводы обеих сторон. И каждый член совета должен поговорить с людьми на своих островах и узнать их мнение, прежде чем примет решение такой… такой важности.
– Ну… – Фаун нахмурилась. – Я почему-то думала, что неприязнь твоих соплеменников ко мне примет форму… чего-то такого… Бросить дохлого протухшего зверька у нашего порога, чтобы мы наступили на него утром, или еще сделать какую-то гадость. Поджечь наш шатер или выскочить из кустов и избить тебя, обрить мне голову или что-то в этом роде.
Даг насмешливо поднял брови.
– Именно так все происходит в крестьянских землях?
– Иногда. – А иногда и хуже, судя по рассказам, которые Фаун приходилось слышать.