Наследие
Шрифт:
Сияющий Тиландер спрыгнул на причал:
— Получилось, Макс! Мы можем построить пароход намного вместительнее, он будет брать больше груза и людей, потому что нет мачт, площадь палубы свободнее.
— А по времени как? Не быстрее ли построить шхуну? — я все время не упускал из головы вероятность экстренной эвакуации.
— Нет, пароход быстрее, потому что не нужны мачты, ванты, леера, паруса, шкоты и еще масса вещей. Пока я занимаюсь корпусом парохода, Уильям может делать паровую машину. Только в этот раз сделаем ее с двумя котлами, чтобы при необходимости увеличить мощность и использовать котлы по очереди.
—
— Прошло больше полугода, а ничего не рвануло. Зря переживали? — Тиландер старался не думать о катастрофе, наслаждаясь жизнью такой, какая она есть в настоящее время. Это я постоянно старался что-то предвидеть, постоянно чувствуя на себе ответственность за людей.
— Может, и не рванет, — согласился я, в глубине души уверенный в обратном, — давай прокати императора Русов на своей огнедышащей посудине.
— Это «Кастилия», сэр, — Тидандер играл обиженного испанца.
С его окладистой бородкой и пышными усами образ испанца ему подходил как нельзя лучше. Прокатившись на пароходе, вынужденно признал, что маневренность у него лучше, а по скорости он не уступит и «Катти Сарк».
— Давай, Герман, приступай к строительству второго парохода. Но название уже забито — не думай о своих испанских или американских корнях.
— Как назовем? — хитро прищурился американец.
— «Русь»! Поставим на него пушки, установим вашу усовершенствованную паровую машину, и появится у нас флагман.
Во дворец шел в приподнятом настроении — может, всё и не так плохо, как я себе накручиваю. Но действительность оказалась куда хуже — ночью меня разбудил грохот, казалось, что небо рушится на землю. Всё прояснилось утром, когда на северо-западе почернело небо, а спустя некоторое время до нашего слуха донеслись отголоски начавшегося извержения супервулкана. Грохот с севера-запада не прекращался спустя день, два и три. Периодически устанавливалась тишина, но потом снова доносились отголоски вулканической активности. Первые беженцы появились в Берлине на пятнадцатый день вулканической активности, когда треть небосклона уже была закрыта черной непроницаемой пеленой.
Глава 28. Пятый
Лето закончилось к концу июля — вулкан на болотах продолжал извергаться, ежедневно выбрасывая в атмосферу миллионы кубометров пепла. Но уже появились первые признаки ослабления его активности — промежутки между взрывами и выбросами пепла, доходили до нескольких часов. Первыми опасность почувствовали животные — все, что обитало на север за Альпами, спешило на юг. Такого изобилия животного мира мне не приходилось видеть: мамонты, лоси, олени, антилопы шли целыми стадами.
К концу июля небосклон закрыло черной пеленой уже на три четверти, оставив свободными небольшие кусочки неба на юго-востоке. Световой день длился около трех часов. Ближе к девяти утра Максель погружался в сумерки, длившиеся до двадцати часов.
Животные, шедшие с северо-запада на юг, оказались настоящей золотой жилой. Почти все свободные Русы занимались охотой, заготавливая мясо впрок. Все емкости в городе и окрестностях были забиты солониной, соли катастрофически не хватало. Вместе с травоядными на юг уходили и хищники, становясь добычей охотников и забирая жизни моих людей. Огромная волчья стая в сумерках напала на большой хутор близ Берлина, убив больше тридцати овец и двоих пастухов. Не знаю, как звери форсировали Рону, но в начале августа полчища зверей оказались рядом с Макселем.
Я распорядился в промышленных масштабах выделывать шкуры и шить тёплую одежду.
В Мехике, со слов гонца, присланного Шрамом, население удвоилось, даже в Берлин пришли больше трех сотен беженцев с земель Ганса. Общая беда заставила забыть о распрях даже с дикими северными племенами, оказавшимися какой-то отдельной ветвью неандертальцев. По-крайней мере Санчо не смог с ними установить связь — неандертальцы, постоянно находясь в готовности, ушли дальше на юг.
Весь июль и половину августа я мотался между Берлином и Макселем, контролируя сбор урожая и заготовку мяса. Ячмень и пшеница успели созреть и были убраны своевременно, а вот овощные культуры страдали от нехватки солнечного света. В середине августа, по моим ощущениям, ночью температура опускалась примерно до плюс одного-двух.
По приблизительным подсчетам, население фюрлянда без учета диких племен достигало шестнадцати тысяч. Около двух тысяч Дойчей находилось в Мехике, и не меньше пяти сотен — в Берлине. Основная масса Дойчей всё еще жила на своих землях, оставался там и Ганс, руководивший эвакуацией своих людей. Он дважды присылал гонца за это время, докладывая о ситуации.
По словам Мольтке, весь лес почти до самого Регенсбурга горел, добавляя дым к пеплу вулкана. Выброшенные вулканом камни долетали до предместий Регенсбурга — вся западная часть давно переселилась на юго-восток, сосредоточившись между Регенсбургом и Штатенгартеном.
Выйдя во двор тринадцатого августа, обнаружил, что вода в ведре затянута тоненькой пленкой прозрачного льда. Охрана дворца куталась в шкуры, при дыхании изо рта вылетал пар, свидетельствуя о низкой температуре. Извержение еще продолжалось, но уже с намного меньшей интенсивностью.
Каждый день с надеждой всматривался в небо, ожидая падения пепла или сажи, что уже практически полностью закрыли небо. Солнце периодически появлялось в просветах или угадывалось по более светлому участку небосклона. С похолоданием отток Дойчей из более холодных северных областей возрос многократно — за неделю прибыло не меньше пяти тысяч людей. Дальше нельзя было медлить. Послал к Гансу небольшой отряд с приказом покинуть Регенсбург и прибыть в Берлин. На какое-то время город Терса становился второй Родиной для Дойчей — история любит издеваться над людьми.
Даже когда двадцать второго августа крупными хлопьями пошел снег, пепла и сажи не было. Ослепительно белый снег падал три дня, образовав снежный покров глубиной в полметра. Таких снегопадов в Берлине не помнили даже старожилы.
Мольтке оказался достойным правителем — он появился в Берлине, лишь выведя всех своих людей из заснеженных земель фюрлянда. К этому времени началась эвакуация из Мехика — близость к Альпам сыграла плохую шутку, температура падала стремительно. Появилась в Берлине и семья Зипа, Лу вела за руку двоих маленьких Санчо, а в чреве несла третьего ребенка. Этой встрече неандерталец очень обрадовался — бросив двоих детей на опеку Зипу и его жене, поволок свою суженую в дальнюю комнату. Наверное, решил согреться, учитывая низкие температуры.