Наследница чужой жизни
Шрифт:
– Ты специально поставил этот концерт? – спросила Алла, вслушиваясь в ритмичные, полные силы и огня ритмы.
Сворачивая с шоссе, Михаил ответил не сразу. Некоторое время они молча ехали по дороге, проходящей через лес. Тут не было ни одного фонаря, только луна скудно освещавшая верхушки елей.
Полнолуние, подумала Алла.
– Знаешь, если ты окажешься такой, как я думаю, я тебя больше не отпущу.
– А разве когда-нибудь Мефисто отпускал свою жертву? – лукаво спросила Алла.
– Только, если она ему не нравилась.
Дорога через лес закончилась,
В тишине Алла театрально несколько раз хлопнула в ладоши.
– Великолепно. Дорога длиною в первый концерт Грига. Если бы он только знал…
Внезапно слова замерли у неё в горле. Михаил наклонился в её сторону и впился в губы голодным поцелуем.
– Я загадал, если успею привезти тебя до окончания концерта, у нас всё получится.
– И что это всё? На всё я не подписывалась, - Алла не знала, кого она дразнила, себя или его, но интуитивно чувствовала, что ему это нужно.
– Тебя никто не будет спрашивать, - его дыхание прерывалось. Их лица были совсем близко. – Тебе будет так хорошо, что ты не станешь сопротивляться ничему.
Он отвернулся, хлопнул дверью и, обежав автомобиль, подал Алле руку.
Алла перекинула сразу обе ноги и красиво выпрыгнула. При этом, платье чуть задралось, обнажая колени. Он крепко прижал её к себе и развернул спиной.
– Ну как тебе моя берлога?
Перед ними, освещаемый двумя фонарями, возвышался настоящий замок из серого камня с башней с маленькими окнами-бойницами. Квадратное крыльцо с низкими кружевными перилами украшали колонны. На третьем этаже королевой восседала зала с панорамными окнами.
– Это замок. Настоящий замок Мефисто. Он великолепен. И очень тебе подходит.
– Спасибо.
Михаил быстро повернулся к ней и, схватив на руки, внёс на крыльцо по широким ступенькам.
Его руки чуть подрагивали от волнения, когда Михаил открывал дверь. Свет в холле с высоченными потолками включился автоматически. Отключив сигнализацию, мужчина повернулся к Алле.
Некоторое время они стояли, рассматривая друг друга на расстоянии, пока не кинулись в объятия. Наэлектризованные тела прилипли друг к другу, губы слились в поцелуе.
Какое счастье, подумала Алла.
Мы вдвоём и впереди вся ночь.
Глава 30
Последние перестукивания колёс, пока поезд, шумно выдыхая, катился по рельсам перрона, застали Евгению в полном смятении. Украдкой девушка взглянула на Александра, который с интересом рассматривал встречающих на Николаевском вокзале. Дамы в нарядных платьях русалочьего силуэта и в шляпках, защищавших от солнца. Мужчины в длинных пиджаках. Среди них были и женщины в форме сестёр милосердия и простые крестьянки в широких юбках и светлых платках. Петербург радовал неяркими лучами сентябрьского солнца и казался приветливым. Все головы встречающих на перроне были повёрнуты к окнам.
Поезд остановился. Александр помог Григорию подняться и тот, опёршись на костыли, разглядывая людей казалось, совершенно забыл о своей ущербности. Его чисто выбритое лицо с аккуратными светлыми усиками, которые делали его немного старше, светилось радостью.
– Родители здесь! – вскрикнул вдруг Григорий, отшатнувшись от окна так неожиданно, что Александру пришлось подхватить его.
– Не знал, что они приедут. Думал, пришлют карету.
– Его взгляд упал вниз к подвёрнутой штанине. Лицо омрачилось тревогой. – Ох, зачем же они приехали?! Маман такая невыдержанная. Вдруг расплачется. Уж лучше бы дома ждали.
Александр и Евгения одновременно повернулись, глядя на молодого человека. Евгения взяла его за руку. Александр обнял за плечи и тут же отпустил со вздохом.
– Гриша, но ты же вернулся. А вспомни тех, кто остался там, в чужой земле. И тех, кто даже не может встать у окна и кого сейчас вынесут на носилках. И кто, может, проживёт только несколько дней, - быстро заговорила Евгения.
– Ох, Женевьева, ты права, как всегда, - Гриша сжал её руку и вновь повернулся к окну. – Как славно было бы сейчас выбежать на своих ногах, обнять отца и мать.
Евгения и Александр переглянулись.
– Я хочу сесть, - внезапно сказал Гриша с упрямством. – Пусть они не увидят меня на костылях. И спрячьте их куда-нибудь.
– Конечно, - Александр с Евгенией помогли ему опуститься на койку. Евгения села рядом с ним и опять взяла за руку. Ей самой можно в окно не выглядывать. Её никто не встречал. Да и она никому и не сообщила, что приезжает. С тех пор, как умер Василий, девушка не осмеливалась писать домой. И никто из Кориновых ей не интересовался.
Александр опять занял место у окна. Последние дни, пока они ехали в поезде, он мучился мыслью, что ничего не помнит о своей прошлой жизни. Не помнит лиц родителей, друзей и даже той же тётушки, которая писала ему письма и настойчиво звала в гости. Его это раздражало. Вроде и ранение не в голову, а вот надо же, думал Александр. Повезло ещё, что на своих двоих стою. В поезде он переоделся в чёрный китель, заправил светлые брюки в сапоги. Брюки пришлось основательно подтянуть ремнём, во время ранения он похудел. Да и китель теперь ему был слишком просторным, хотя и сел по плечам. В поезде он нашёл парикмахера, который подстриг и привёл в порядок его отросшие кудри. Зеркало отразило худощавого мужчину с сильно загорелым лицом, упрямо сжатыми губами и волнистой копной чёрных волос, которые он зачесал назад.
Незнакомец в зеркале едет в незнакомую жизнь.
А сегодня ночью после того, как он расстался с Евгенией, ему приснился сон. Он видел девушку со светлыми волосами, уложенными в высокую причёску. Лицо скрывала фата, кружевное белое платье со шлейфом. Она стояла у алтаря с женихом, а он смотрел на неё, понимая, что должен немедленно что-то сделать. Сердце рвалось из груди к чужой невесте. Внезапно она подняла фату. Волосы у неё вдруг оказались рыжими, и она отчётливо произнесла: я – Алиса.