Наследница чужой жизни
Шрифт:
Он проснулся и сел. Алиса. Опять это имя, которое произносила Евгения. Странное имя, которое он и не слышал среди девушек в России. Александр пытался ещё поспать, но сон не приходил, и он, как надоевший мотив, твердил это имя.
Евгения и Григорий единственные, кто связывает его с жизнью, которую он помнил. Впереди неизвестное прошлое и неизвестное будущее.
Поезд остановился, все засуетились. Те, кто был на своих ногах, устремились к выходу. Встречающие пытались прорваться в вагоны. И только Евгения, Григорий и Александр оставались на своих местах. Вагон опустел, и
Женщина остановилась в проходе напротив койки, где сидел Гриша. Глаза матери и сына встретились. Она охнула и бросилась к нему. Встала перед ним на колени. Он обнял её за шею.
– Сыночек, миленький. Гришенька, - женщина отстранилась, по её лицу с такими же голубыми, как у сына, глазами, текли слёзы. – Ты вернулся. Спасибо тебе, Господи!
– женщина быстро перекрестилась. Взгляд её упал вниз, где только одна нога была в сапоге. Мать припала лицом к коленям сына и зарыдала.
По лицу Гриши текли слёзы. Все застыли, в том числе и Гришин отец, который вытащил из кармана платок, да так и забыл зачем.
Неожиданно графиня Воронина подняла лицо, выхватила у стоящего мужа платок и сердито вытерла слёзы сначала себе, потом Грише.
– Гришенька, родненький мой, мы не будем больше плакать. Мы справимся. Ты вернулся домой, - она погладила его ногу. – Это ничего. Мы придумаем что-нибудь с этим. Ты вернёшься к обычной жизни. Ты ещё на коня у меня сядешь, - она улыбнулась через силу.
– Ой, как быстро поскачете ещё. По полям, по лугам. Твой Пепел скучает без тебя.
Граф Воронин старший не отрывал от них глаз. По его загорелому лицу текли слёзы. Графиня, взглянув на него, бросила ему платок.
– Прекратите это безобразие, граф Воронин!
– она поднялась с колен. – У нас праздник. Наш сын вернулся домой героем. Идите и поцелуйте его.
Граф подошёл и обнял сына, склонившись к нему. Потом расцеловал три раза. Всхлипнул носом.
– Я горжусь тобой, сынок.
Когда все немного пришли в себя, Гриша сказал всё ещё прерывающимся голосом:
– Разрешите Вам представить самых близких мне людей: графиня Евгения Коринова.
Евгения, всё ещё сидевшая рядом с Гришей, не сразу вспомнила, как называли её в свете. А, поняв, что речь о ней, тут же вскочила и присела.
– Евгения, встаньте немедленно, - потребовала графиня Воронина.
– Это я должна поклониться Вам за ту отвагу и мужество, которое вы проявили на фронте. От имени всех матерей за наших сыновей, которых вы на себе вынесли с поля боя и выходили. Гриша столько писал о вас.
– О, ну что вы. Это мой долг, - Евгения вытерла слезу.
Женщины обнялись.
– Ну и ещё разрешите представить Вам моего друга, - продолжил гриша. Граф Александр Ракитин, - сказал Григорий.
Александр склонился в поклоне и поцеловал у графини руку. Обменялся поклонами с графом.
– Ваш сын настоящий герой, которому я обязан ему жизнью, - сказал Александр. – Вместе с Же… графиней Кориновой они вынесли меня с поля боя.
– А ты ничего не писал об этом, сыночек, - сказала графиня. – Как всегда скромничаешь.
Неожиданно за ними кто-то кашлянул, и все обратили внимания на огромного мужчину в фуражке и тёмном одеянии до пола, прихваченного широким поясом. Мужчина откланялся всем сразу и, увидев Александра, улыбнулся.
– С приездом, Ваше Сиятельство. Графиня Палехская приказали доставить Вас домой в целости и сохранности. Вас уже ожидают.
Александр раскланялся со всеми по очереди и вышел, сопровождаемый кучером. Евгения смотрела ему вслед, даже когда его высокая фигура исчезла из вагона. Ещё раз ей удалось увидеть, как он шёл по перрону мимо их окна, сопровождаемый кучером с саквояжем.
– Какой приятный мужчина граф Ракитин, - заметила графиня Воронина. – Гриша, ты должен его пригласить к нам в имение.
– Не думаю, что ему будет интересно с нами, - заметил Гриша.
– Ну ладно, давайте же собираться, - начала распоряжаться графиня Воронина. – Где Ваши вещи?
Появились слуги, подхватили вещи, помогли Грише выйти из поезда. Евгения опомниться не успела, как уже оказалась в карете. И стук колёс поезда сменился на цокот копыт, а старая жизнь на новую. Она с любопытством выглянула в окно. Как давно она не была в Петербурге, и как он по-прежнему прекрасен. Дай Бог, может, всё и сложится.
Стас, между тем, смотрел из окна кареты, удивляясь всему, что он видел. И если Евгении казалось, что она не была здесь давно, то ему казалось, что он попал в другой мир. Люди иначе одевались. Одни здания он совсем не помнил, другие казались смутно знакомыми. Как я буду жить? – подумал он и вдруг, почувствовав усталость, закрыл глаза и провалился в сон.
– Ваше Сиятельство, выходить изволите. Приехали.
– Кто ты? – спросил Стас, глядя на открывшего дверь кучера. Но тут же, увидев его недоумённое лицо, поправился: - Зовут как тебя?
– Да вы разве не помните меня, Ваше Сиятельство?! Семён я. Служу уже более десяти лет у её Сиятельства.
– Прости, не помню. Война, контузия. Надеюсь, память вернётся.
– Дай-то Бог, Ваше Сиятельство. Как без памяти жить?
Вот и я не знаю, подумал Стас, выходя из кареты. Тёплый ветерок дунул в лицо, ласковый луч солнца заставил сощуриться. Стас упёрся взглядом в огромный особняк с колоннами. Взгляд задержался на гербе, на котором царила кошка. Семён, тем временем, подхватил саквояж.
– Любуетесь? – спросил он, глядя на замершего в восхищении Стаса.
– Нам сюда? – спросил он неуверенно.
– Ну, конечно. Дом графини Палехской. Ведь отсюда вас на фронт провожали. Неужели не помните?
– Нет, - сознался Стас, чувствуя, что готов схватиться за голову и закричать от беспомощности.
– Вы это… Ваше Сиятельство, совет, если позволите.
– Давай, чего уж.
– Графине покамест ничего не говорите о потере памяти. А то расстроится. Ночь спать не будет. А завтра праздник большой. Её Сиятельство радовались, что Вы в аккурат к свадьбе успеваете. Ну и что вы с ней пойдёте. Вы же для неё, как сын. Разговоров было только о вас.