Наследница Дестроера
Шрифт:
— А фамилия твоя — Уильямс. Совсем не итальянская!
— Да, но Римо — итальянское имя. Я понятия не имею, кто были мои родители, но тот факт, что меня назвали итальянским именем, что-нибудь да значит!
— Он значит только, что твои родители не сумели подобрать тебе достойного имени!
Римо нахмурил брови.
— Я бы просил тебя не говорить в таком тоне о моих родителях, — сказал он. — Может быть, они были хорошими людьми. Откуда мы знаем?
— Иногда лучше не знать — меньше разочарований!
— Я могу рассказывать дальше? Так вот, этот парень перебирается в Калифорнию
— Покажи мне этого старого японца! — попросил Чиун.
Римо убедился, что муха опять уселась на окно, и позволил себе шевельнуться. Он поднял с пола пульт и промотал пленку до того места, где появляется знаменитый актер восточных кровей.
— Видишь? — спросил он. — Вот он. Я же тебе говорю: он даже внешне на тебя похож.
Заметив презрительный взгляд Чиуна, Римо поспешил уточнить:
— Ну, немножко, конечно. Глаза похожи.
— Его глаза похожи на глаза японца, — фыркнул Чиун. — Если бы у меня были такие глаза, я бы выдрал их своими руками и раздавил каблуком.
Римо вздохнул.
— Ладно. В общем, он учит этого парня каратэ, и тот потом выигрывает в крупных соревнованиях.
— И чем же это похоже на нас? Мы в игры не играем, мы — ассасины! Я обучил тебя искусству Синанджу, от которого произошли все другие боевые искусства — причем путем бессовестного воровства! Я сделал из тебя ассасина. Я превратил твое тело в самый тонкий инструмент, какой только можно себе представить. Конечно, я сделал бы то же самое и с твоим разумом, но ты — белый, а мне не вечно жить на этом свете!
— Спасибо большое, — вставил Римо.
— Не за что. Сейчас я только рад, что решил не заниматься твоей головой, в которой происходит явная неразбериха. К примеру: я прошу тебя объяснить мне твое странное поведение, а ты рассказываешь мне убогий сюжет какого-то фильма. А я все еще жду вразумительного ответа!
— Я как раз к этому подошел.
— Мне уже за восемьдесят, так что поторопись!
— Этот японец, в частности, научил мальчишку ловить муху палочками для еды. В каратэ это будто бы считается признаком большого мастерства. Так вот, сам японец этому так и не научился за всю свою жизнь, а у парня получается всего через несколько уроков.
— Ему причитается конфетка.
— Вот я и подумал, почему бы не попробовать? — сказал Римо.
— Так я и знал, — грустно изрек Мастер Синанджу.
— Что ты знал?
— Что ты деградируешь.
— Вовсе нет!
— Отрицание — первый признак деградации, — серьезным тоном произнес Чиун. — Я тебе сейчас объясню.
— Только шепотом, — сказал Римо, снова подняв вверх палочки для еды, как антенну. — Вот она, опять летит.
— Каратэ из Дома Синанджу похитили корейцы. Разумеется, ленивые южане. Они скопировали движения, короткие пинки и рубящие удары рук. Это было вроде того, как дети играют во взрослых. Но в силу своей бездарности они смогли достичь лишь довольно посредственного уровня, хотя за образец взяли само совершенство. Они научились драться, разбивать доски ребром ладони, а поскольку они сами понимают, что все это не более чем посредственность, то придумали носить разноцветные пояса — чтобы одни думали, что менее посредственны, чем другие. В действительности
— Эта история мне известна, — отозвался Римо, продолжая следить за мухой.
— Тогда ты должен знать, что ловля мухи с помощью палочек для еды восходит к самым первым дням каратэ.
— Этого я не знал.
— Еще бы! Знай ты это, вряд ли стал бы меня позорить, пытаясь воспроизвести движения посредственных каратистов.
— А мне кажется, это неплохое испытание на ловкость. Мне просто хочется проверить, получится у меня или нет. А что ты имеешь против?
— Каратисты пытались перенять искусство Синанджу и в другом плане, — продолжал Чиун, а упрямая муха опять зависла над тарелкой. — Они тоже пробовали пойти на службу к императорам и королям в качестве телохранителей. И многие из них убедились, что разбивать ладонью палку — совсем не то, что ломать кости. Из-за своего недомыслия каратисты едва не вымерли.
— Тшш! — прошипел Римо.
Муха вдруг резко изменила направление полета и двинулась прямо на Римо. Тот выбросил вперед руку. Палочки сомкнулись, но щелчка не последовало.
Римо пригляделся: между палочками была зажата муха, отчаянно перебирающая лапками.
— Ну вот! — заулыбался Римо.
— Можешь продолжать, — мягко сказал Чиун.
— Продолжать — что?
— Ну, как же? В твоем фильме наверняка описан и следующий этап.
— Вырезали, должно быть.
— Тогда я тебе помогу, — обрадовался Чиун и придвинулся к Римо. — Поднеси муху к лицу и внимательно следи за нею, чтобы не улетела.
Римо исполнил. Муха жужжала в каких-то нескольких дюймах от его скуластого лица.
— Готов? — спросил Чиун.
— Да.
— А теперь открой рот. Пошире!
Римо разинул рот и озадаченно поднял брови. Чиун своей рукой направил руку Римо ближе ко рту, а сам продолжил рассказ:
— Уцелевшие каратисты отказались от роли ассасинов и вернулись в свои деревни, где стали искать себе новые способы пропитания. Но увы, из них вышли неважные рыбаки и бездарные земледельцы.
— Ты хочешь сказать?..
Старик радостно закивал. Римо поспешил закрыть рот.
Чиун улыбнулся.
— Как думаешь, почему они использовали для этого палочки для еды? Просто это позволяло экономить время.
С гримасой отвращения Римо отпустил муху и положил палочки на тарелку, после чего решительно отодвинул ее от себя.
— Вечно ты устраиваешь мне всякие пакости! — с укором произнес он.
— Это мне благодарность за то, что работаю для тебя почтальоном?
— Чего теперь от меня хочет Смитти?
— Этого я не знаю, — ответил Чиун. — Сегодня письмо из Синанджу.
Римо вскочил, лицо его озарилось радостной улыбкой.
— От Ма Ли?
— Кто же еще станет переводить чернила на ловца мух? — съязвил Чиун, извлекая конверт из необъятного рукава.
Римо с нетерпением выхватил у него письмо. Пергаментное лицо Чиуна недовольно сморщилось.
— Уймись! — фыркнул он. — Она опять задает те же нудные вопросы, что и в двадцати последних письмах. Честно скажи, Римо, как тебя угораздило выбрать в жены такую сварливую женщину?
— Ты читаешь мои письма? — Римо был поражен.