Наследница Ингамарны
Шрифт:
— Ты уверен?
— Да. Прошлой осени ты уже всё равно не увидишь, а если умрёшь, то не увидишь и той, что будет.
— А разве я могу умереть?
— Если человек отвернулся от жизни, он может умереть. Ты отвернулась, — Сагаран говорил совершенно серьёзно. — Близкие недаром за тебя боятся. А тебе их совсем не жалко. Почему ты обиделась на деда?
— Он мне не верит.
— «Не верит»… — усмехнулся Сагаран. — По-моему, он просто… Он хочет тебя уберечь… Не знаю даже, как тебе объяснить…
— Ты хочешь сказать, он делает вид, что не верит? Это чтобы я сама не верила, да?
Молодой нумад пожал плечами.
— Видишь
Сагаран замолчал. Он как будто что-то вспомнил.
— Твой дед боится, как бы ты, сама того не ведая, не взвалила на себя что-нибудь такое… Ты ещё так юна.
— Сагаран, а ты веришь, что всё это было на самом деле, а не во сне?
— Верю. Я даже думаю, что всё это неслучайно. И возможно, будет продолжение. Но это не значит, что надо сидеть за закрытыми шторами, изнывая от тоски. Живи, радуйся жизни. Вокруг тебя люди, которым ты дорога и которые дороги тебе. Это уже немало. А там… Что будет, то и будет.
— Завтра праздник полнолуния Санты. Девочки меня звали…
— Вот и прекрасно. Иди на праздник, веселись, танцуй, играй с подругами. Детство — самая короткая пора нашей жизни. Ты слишком серьёзна для своих лет.
— Ты тоже.
— Что? — засмеялся Сагаран. — Кажется, я уже и так не ребёнок.
— Ты просто большой… И всё равно ребёнок. Ты по-прежнему любишь играть с сагнами. А с людьми тебе не очень хорошо.
— С тобой мне очень хорошо.
— Мне с тобой тоже. И я знаю, что так будет всегда, даже через много-много лет.
Порыв ветра всколыхнул занавеску, и на лицо Сагарана упала тень.
— Конечно, — сказал он, как обычно, улыбаясь одними губами.
На следующий день Гинта всё же отправилась к большой арконе. И не пожалела об этом.
— Смотрите, Гинта!
— Наконец-то ты пришла! Мы тебя ждали!
— Как хорошо, что ты выздоровела, Гинта…
Друзья окружили её плотным кольцом, и глядя на их оживлённые лица, Гинта улыбнулась.
Потом они все шумной толпой двинулись к храму Санты. Навстречу попадались весёлые, нарядные люди, и каждый, увидев Гинту, радостно приветствовал её. Некоторые останавливались и спрашивали, как у неё дела. Девушки ласково обнимали её, а парни, подняв руки над головой, хлопали в ладоши, чем немного смущали маленькую аттану — ведь так обычно встречали правителя, который вернулся в родной мин после долгого отсутствия. Старики, сидевшие возле домов и оград, улыбались и кивали Гинте. Она тоже кивала, улыбалась и чувствовала, что на душе у неё с каждым мгновением становится теплее.
Праздник длился весь день и всю ночь. Первые пять весенних тигмов темнеет довольно рано, поэтому когда на звёздном небе взошла яркая голубовато-белая луна, даже самых маленьких ещё не отправляли спать. С появлением Санты немного утихшее после обеда веселье вспыхнуло с новой силой. Гинта не думала, что она так быстро устанет. Она еле дождалась полуночи — очень хотелось посмотреть лунный танец. Его исполняли девушки брачного возраста. Всё одеяние танцовщиц состояло из венков и гирлянд белых цветов, опоясывающих бёдра. Распущенные волосы отливали в лунном свете серебром и яркой синевой. Сначала они плавно колыхались в такт движениям, а потом, когда темп усиливался, плескались вокруг тонких золотых фигурок буйными серебряными волнами. Барабаны били всё громче и громче, звонко и протяжно пела зиндана.
— Санта! Санта! — кричали юноши.
Блеск их глаз пугал Гинту. В их глазах отражалась луна. Всё вокруг было залито молочно-голубым лунным светом. Где-то далеко, в вышине, красавица Санта доила небесную гуну и опрокинула ведро с молоком. И вот оно залило всю землю. Все купаются в нём и смеются… А юноши жадно пьют его. Они пьют его губами, глазами, и в их тёмных зрачках вспыхивает свет — как вспыхивают звёзды в ночном небе. Они пьяны от небесного молока, но они хотят ещё, и их губы страстно выкрикивают:
— Санта! Санта!
У Гинты закружилась голова. Когда же кончится этот танец? Ей казалось, что она сама кружится на одном месте и не может остановиться. И никак не может разглядеть лицо мальчика с серебряными волосами. И только сквозь крики, шум и барабанный бой ясно слышит его чистый, звонкий голос:
— Санта! Санта…
Она не помнила, как её привезли в замок. Лишь на мгновение очнулась, когда мангарт Ливин нёс её на руках по лестнице. А под утро ей приснился Сагаран. Она звала его с собой на праздник полнолуния, а он молча улыбался и качал головой. С мыслью о Сагаране она и проснулась. Так хотелось опять его увидеть, поговорить… Сидит, наверное, сейчас в своём святилище и смотрит на огонь, а вокруг шмыгают юркие сагны. А может, кого-нибудь лечит, он же саммин… Дед говорил, что Гинта должна стать самминой, а сама она считает себя инвирой. Но об этом пока рано говорить. Ей ещё учиться и учиться, а она столько пропустила.
Гинта взялась за учёбу с таким рвением, что дед снова забеспокоился — как бы она не переутомилась. Чувствовала она себя хорошо и даже казалась весёлой, хотя стала ещё более молчалива, чем раньше. Она возобновила свои верховые прогулки и много купалась — сначала только в дворцовом озере, а потом и в реке Наулинне. Причём плавала далеко от берега. Таому это приводило в ужас, а у окрестной ребятни вызывало восхищение. Впрочем, её и раньше считали необыкновенной, так что не особенно-то удивлялись, когда она делала что-нибудь из ряда вон выходящее.
Спустя десять дней после праздника поля холы стали нежно-голубыми от первых всходов, а через тигм крепкие стебли, усыпанные длинными резными листьями, уже доходили до колена. Они росли, постепенно наливаясь сочной синевой, как будто впитывали глубокий и чистый цвет весеннего неба. Потом небо надолго затянуло тучами, сквозь которые то и дело выглядывало бледное лицо Камы. Сильные ливни с грозами шли чуть ли не каждый день. Гинта просыпалась по ночам от громовых раскатов и, стоя у окна, смотрела, как в тёмном небе вспыхивают голубые молнии, заливая мокрый сад ослепительным светом. Осенью таких гроз не было.