Наследница огня

Маас Сара Дж.

Глаза пленной ведьмы оставались такими же ясными. В них не было ни тени страха. Этого Манона никак не могла понять.

– Давай, – прошептала крошанка.

Понимал ли хоть кто-то еще, что это был не вызов, брошенный Маноне, а мольба?

Не глядя ни на крошанку, ни на бабушку, ни на кого-либо вокруг, Манона схватила пленницу за волосы, запрокинула ей голову и полоснула кинжалом по горлу.

* * *

На вершине какой-то из Руннских гор Манона нашла небольшой лужок. Она сидела на краю, свесив ноги в пропасть. Аброхас

лежал посередине и наслаждался ночным ароматом весенних цветов.

Маноне пришлось взять плащ пленной крошанки. Старым она прикрыла ее тело, распростертое на залитом кровью полу. А ведьмы уже собирались вокруг убитой пленницы, чтобы разорвать ее на части.

«Они сделали тебя и других чудовищами».

Манона оглянулась на Аброхаса. Тот помахивал кончиком хвоста. Совсем как кот. Никто не заметил ее ухода с торжества. Даже Астерина, угостившаяся крошанской кровью, не видела, как Манона скрылась в толпе празднующих и исчезла. Соррель она все-таки предупредила, сказав, что идет проведать Аброхаса. Но и вторая ее заместительница не проявила достаточно бдительности и отпустила ее одну.

Манона и Аброхас летали, пока луна не встала высоко в небе. Омага осталась далеко позади вместе с криками и смехом празднующих ведьм. Тогда Манона опустилась на этот лужок. Это была последняя гора в цепи. Дальше тянулись бесконечные равнины. Они уходили за горизонт и простирались до самого моря. До земель родины Железнозубых, которую Манона никогда не видела.

Крошанских ведьм считали вруньями и большими любительницами поучать. Может, и убитая крошанка сполна насладилась возможностью устроить прощальный спектакль. Не каждой крошанской ведьме удавалось произносить речи перед десятками своих заклятых врагов. «И потому нам жаль тебя».

Манона потерла глаза и уперла локти в колени, вглядываясь в освещенное луной дно обрыва.

Может, она бы и не стала спасать Петару, а всерьез подумала бы, стоит ли рисковать, если бы не глаза Килии. Обреченная дракониха из последних сил пыталась спасти свою хозяйку. Потом ей вспомнилось, как Аброхас тогда прикрыл ее крылом, уберегая от ветра и ледяного дождя.

Драконов выводили для войны. Они должны были убивать, калечить и одним своим видом вызывать ужас в сердцах врагов. И тем не менее…

И тем не менее Манона испытывала странное чувство. Она смотрела на горизонт, усыпанный звездами, наслаждалась теплым весенним ветром и радовалась, что рядом с нею лежит и нюхает цветочки ее надежный крылатый спутник. Она благодарила судьбу за этого дракона.

В ней билось и другое, не менее странное чувство, заставлявшее вспоминать слова крошанской ведьмы.

Вплоть до сегодняшнего вечера Манона не знала чувства сожаления. Настоящего сожаления, а не досады по пустякам.

Сейчас она всерьез жалела, что не спросила имя крошанки. Не разузнала, кому принадлежал плащ, который покрывал ее плечи, откуда родом его прежняя владелица. А ведь у этой крошанки тоже была своя жизнь…

Вот уже десять лет, как исчезновение магии уравняло ведьм со смертными.

Но только сегодня это новое для нее чувство сожаления заставило Манону понять,

до чего же она смертна и как тяжело быть смертной.

Глава 63

Эдион негромко присвистнул и протянул Шаолу бутылку вина, принесенную им на крышу жилища Селены. Шаол покачал головой. Сейчас его совсем не тянуло на выпивку.

– Жаль, я этого не видел. – Эдион оскалил зубы в волчьей улыбке. – Удивлен, что ты даже не возмущаешься.

– Кого бы король ни послал с Нарроком, вряд ли это были ни в чем не повинные люди, – отозвался Шаол. – Скорее всего, от людей там осталась одна оболочка.

Она победила Наррока и его головорезов! Событие настолько впечатлило Эдиона, что и спустя пару дней он продолжал праздновать победу Селены. Разумеется, втайне.

Этим вечером Шаол пришел сюда, собираясь рассказать Эдиону и Рену о том, каким образом король десять лет назад заморозил магию и как можно разрушить королевское заклятие. Но время текло, а капитан молчал. Он сомневался, не толкнет ли его рассказ их обоих на поспешные и непродуманные действия. Тем более что следить за ними будет некому: через три дня Шаол уедет в Аньель.

– Когда она вернется, ты в своем Аньеле сиди тихо, – сказал Эдион, покачивая бутылкой. – Представляешь, какая буча поднимется, когда узнают, кем она была все эти годы?

А буча действительно поднимется. Шаол это знал. Он вовсю готовился к побегу Дорина и Сорши из замка. Даже если они сами не сделали ничего плохого, они были ее друзьями. Если король узнает, что Селена – это и есть Аэлина, головы могут полететь без разбору. И то же случится, если король узнает о магических способностях Дорина. Когда она вернется в Эрилею, все изменится.

Да, Аэлина вернется. Но не к Шаолу. И не в Рафтхол. Она отправится в свой родной Террасен, к Эдиону, Рену и возрождаемому двору. Она вернется, чтобы начать войну с адарланским королем. Скорее всего, война будет кровопролитной. В глубине души он до сих пор не мог понять, как она расправилась с Нарроком, если ее боевой клич так быстро услышали в Адарлане. И принять часть ее личности, жаждущую крови и готовую уничтожать врагов. Даже когда она находилась в облике Селены, ему временами бывало непросто с нею, и на многое он старался закрывать глаза. Но Аэлина… С того самого момента, как Шаол докопался до ее настоящего имени, он понял печальную истину. Селена бы выбрала его. Аэлина – нет.

А на Эрилею вернется не Селена Сардотин. Шаол знал: ему понадобится время, чтобы все улеглось и он смог бы думать о ней без душевной боли. Но никакая боль не длится вечно.

– Да, вот что… – Эдион плотно сжал губы, решая, говорить ли дальше. – Ты хочешь ей что-нибудь передать или отдать?

Вопрос не был праздным. Эдион в любое время мог покинуть Рафтхол и помчаться в Террасен, к своей королеве.

Глаз Элианы, висящий на шее Шаола, потеплел. Шаол едва не потянулся к амулету. Нет, он не мог вернуть ей медальон. Не мог полностью оборвать все связующие нити. Что-то не позволяло ему это сделать, как не позволяло рассказать о часовой башне.