Наследница Теней
Шрифт:
– К сожалению, – произнес он с нескрываемым разочарованием, – нам нужно сначала кое-что обсудить.
Джанелль преспокойно села прямо в воздухе, закинув ноги на несуществующую скамеечку, и уделила приемному отцу все свое внимание.
Сэйтан запоздало припомнил, что ее пристальное внимание всегда заставляло его нервничать.
Он прочистил горло и окинул комнату взглядом, надеясь обрести источник вдохновения. Возможно, ее рабочий кабинет, в котором столько предметов, связанных с Ремеслом, и впрямь лучшее место для этого разговора.
Сэйтан вошел и прислонился к косяку. Хорошее, нейтральное
– Меня кое-что беспокоит, ведьмочка, – тихо произнес он.
Джанелль склонила голову набок:
– Что именно?
– Ты сама. Ты избегаешь всех нас. Закрываешься от окружающих, прячешься здесь.
Ее глаза источали смертный холод.
– У всех есть свои границы и внутренние барьеры.
– Я говорю не о границах и внутренних барьерах, – произнес он. Напускное спокойствие продержалось недолго. – Разумеется, они есть у всех. Они оберегают внутреннюю паутину и Сущность каждого из нас. Но ты выстроила настоящую стену, отделяющую тебя от всех, ни с кем не разговариваешь, стараешься вообще не попадаться на глаза…
– Возможно, ты должен быть благодарен за это, Сэйтан, – произнесла Джанелль странным полуночным голосом, при первом же звуке которого у него пробежала дрожь вдоль позвоночника.
Сэйтан. Не папа – Сэйтан. И она произнесла его имя совсем не так, как обычно. Это больше походило на то, как Королева обращается к своему Верховному Князю.
Он не знал, как ответить на это предупреждение.
Джанелль спрыгнула со своего невидимого кресла и отвернулась от Сэйтана, опустив обе руки на усыпанный разноцветным порошком стол.
– Послушай меня, – твердо произнес он, подавив острое желание закричать. – Ты не можешь вот так отдаляться от нас. Ты не можешь провести остаток жизни в этой комнате, создавая прекрасные заклинания, которые никто никогда не увидит. Ты – Королева. Ты должна проводить время при своем дворе, общаясь с подданными.
– У меня никогда не будет двора.
Сэйтан уставился на нее, пораженный:
– Разумеется, у тебя будет двор. Ты же Королева.
Джанелль одарила его ледяным взглядом, от которого Повелитель невольно съежился.
– Я не обязана собирать собственный двор. Я проверяла. К тому же я не хочу править. Не хочу руководить ничьей жизнью, кроме собственной.
– Но ты же Ведьма.
В тот миг, как он произнес это слово, в комнате резко похолодало.
– Да, – слишком тихо и спокойно произнесла она. – Я – Ведьма.
Джанелль обернулась к нему.
Она отбросила маску, называемую человеческой плотью, и наконец впервые за все это время позволила ему увидеть правду.
Маленький витой рог в центре лба. Золотистая грива – не густой мех, но и не волосы. Изящные, заостренные ушки. Руки с изогнутыми коготками. Ноги, которые заканчивались маленькими копытцами. Узкая полоска золотистого меха, спускающаяся вниз по спине и переходящая в хвост, бьющий по бедрам. Странное, узкое, экзотическое лицо с огромными, сапфировыми глазами.
Будучи много лет Консортом Кассандры, Сэйтан наивно полагал, что знает и понимает, что значит быть Ведьмой. Теперь он наконец осознал, что Кассандра и прочие Королевы до нее, также носившие Черный Камень, лишь назывались Ведьмами. Джанелль же была ожившей легендой, воплотившейся мечтой.
Как глупо было с его стороны полагать, что все мечтатели были людьми…
– Именно, – холодно и тихо произнесла Ведьма.
– Ты прекрасна, – прошептал Сэйтан. – И очень, очень опасна.
Джанелль уставилась на него, озадаченная, и Повелитель осознал, что у него не будет лучшей возможности сказать то, что ей необходимо услышать.
– Мы любим вас, Леди, – тихо произнес он. – Мы всегда любили вас, и нам больно оказаться изгнанными из вашей жизни, так больно, что слова бессильны это описать. Вы не знаете, как нелегко нам было дождаться тех нескольких драгоценных минут, которые вы могли бы теперь проводить вместе с нами; как все мы переживали, не зная, куда вы исчезли и вернетесь ли, как завидовали людям, не ценившим ваше присутствие. А теперь… – Его голос сорвался. Сэйтан стиснул губы и глубоко вздохнул. – Мы принесли вам присягу давным-давно. Даже вы не сможете изменить этого. Делайте с нами все, что вашей душе угодно. – Он помолчал и затем добавил: – И, ведьмочка… мы не испытываем благодарности за эту стену.
Не дожидаясь ответа, Сэйтан поспешно вышел из комнаты. В его глазах блестели слезы.
За спиной раздался тихий плач, полный невыразимой муки.
Он не мог выносить их доброту. Было трудно терпеть сочувствие и понимание. Джеффри подогрел Повелителю бокал ярбараха. Мефис набросил плед отцу на колени. Протвар развел огонь, надеясь хоть немного прогреть комнату, прогнать холод. Андульвар сел рядом, сочувственно помалкивая.
Сэйтан стал дрожать, едва сделав первый шаг в гостиную. Он упал бы на пол, если бы старый друг не подхватил его вовремя и не подвел к креслу. Они не задавали никаких вопросов, и, если не считать хриплого «Не знаю», выдавленного сквозь зубы, Повелитель ничего не сказал о том, что случилось, – и о том, что он увидел.
И они приняли это.
Час спустя, почувствовав себя немного лучше, как физически, так и эмоционально, Сэйтан по-прежнему был не в состоянии выносить чрезмерную доброту и навязчивое сочувствие окружающих. И еще больнее было знать, что сейчас происходит в том рабочем кабинете.
Неожиданно двери гостиной распахнулись.
На пороге стояла Джанелль, держа в руках поднос с двумя маленькими графинчиками и пятью бокалами. Обе маски были на месте.
– Дрейка сказала, что все вы прячетесь здесь, – произнесла она, словно оправдываясь.
– Мы не то чтобы «прячемся», ведьмочка, – сухо парировал Сэйтан. – И даже в этом случае места в комнате хватит на всех. Не хочешь присоединиться к нам?
Ее ответная улыбка вышла застенчивой и неуверенной, но Джанелль энергичным шагом быстро прошла по комнате и встала возле кресла Сэйтана. Нахмурившись, она снова повернулась к двери:
– Раньше комната была больше.
– Это твои ножки были короче.
– Да, видимо, так вот почему мне так неудобно ходить по лестницам, – пробормотала она, наполняя два бокала из одного графина и три – из другого.