Наследница Теней
Шрифт:
– Я доставлю ей послание Совета ровно в той формулировке, в какой вы донесли его до меня. И привезу ее ответ, не изменив ни одного слова. Большего я делать не стану.
– Однако после того, что вы только что наговорили, зачем вам теперь соглашаться на это?
– Боюсь, вы не поймете! – отрезал Сэйтан.
Мегстром помолчал мгновение.
– Полагаю, мне необходимо это понять.
Повелитель взъерошил пальцами густые черные волосы и прикрыл свои золотистые глаза. Он глубоко вздохнул. Если бы они поменялись местами, разве он сам, Сэйтан, не захотел бы получить
– Я стою у окна и испытываю сильнейшее беспокойство, думая о воробьях, зябликах и прочих дневных созданиях, невинных душах, которые не могут понять, почему не приходит день. Я укачиваю в ладони цветок, надеясь, что он выживет, и чувствую, как земля с каждым часом остывает все сильнее. Я отправляюсь в путь не ради Совета и даже не ради Крови. Я буду просить милости для воробьев и деревьев. – Повелитель открыл глаза и взглянул на своего гостя. – Теперь вы понимаете?
– Да, Повелитель. Как ни странно, понимаю. – Лорд Мегстром улыбнулся. – Как удачно, что Совет пусть неохотно, но согласился наделить меня полномочиями обговорить с вами условия этого предложения. Если мы с вами придем к соглашению, возможно, оно покажется приемлемым и Леди.
Сэйтан честно попытался, но так и не сумел вернуть эту улыбку. Они никогда не видели, как меняются сапфировые глаза Джанелль, никогда не видели, как она в единое мгновение превращается из ребенка в Королеву. Никогда не видели Ведьмы.
– Возможно.
Он ощутил глубокую благодарность, когда Дрейка разрешила ему войти в Цитадель. Однако его чувства резко изменились, когда Джанелль бросилась к нему в тот же миг, как Сэйтан вошел в ее рабочую комнату.
– Ты понимаешь вот это?! – требовательно спросила она, сунув в руки Повелителю книгу по Ремеслу и ткнув пальцем в один из абзацев.
Чувствуя, как внутренности сжимаются от волнения, Сэйтан призвал свои очки со стеклами в форме полумесяцев, бережно нацепил их на нос и покорно прочел абзац.
– Мне все кажется довольно простым, – через несколько мгновений заявил он.
Джанелль плюхнулась прямо на воздух, широко расставив ноги.
– Так я и знала, – пробормотала она, скрестив руки на груди. – Я так и знала, что все написано по-мужски.
Сэйтан заставил очки исчезнуть.
– Прошу прощения?
– Это же полная чушь! Джеффри понимает ее, но не может объяснить мне так, чтобы слова несли в себе хоть какой-то смысл! Ты тоже понимаешь этот абзац. Значит, он написан по-мужски – доступен только разуму, связанному с членом и яйцами.
– Учитывая возраст Джеффри, не думаю, что проблема заключается именно в его яйцах, ведьмочка, – сухо отозвался Сэйтан.
Джанелль сердито зарычала.
«Останься здесь, – нашептывал тихий голосок в его подсознании. – Останься с ней здесь, в этом месте, вот так. Они не любят тебя, никогда не думают о тебе – если только не нужно что-то сделать. Не проси ее. Пусть все идет своим чередом. Останься здесь».
Сэйтан захлопнул книгу и прижал ее к груди.
– Джанелль, нам нужно поговорить.
Девушка только взъерошила волосы, не сводя задумчивого взгляда с книги.
– Нам нужно поговорить, – настойчиво повторил Сэйтан.
– О чем?
Это притворство вывело Повелителя из себя.
– Для начала о Кэйлеере. Ты должна разбить это заклинание – или спутанную сеть, или что ты там еще придумала.
– Лишь от Совета зависит, когда закончится полночь.
Сэйтан проигнорировал предупреждение, отчетливо прозвучавшее в ее голосе.
– Совет просил меня…
– Так ты здесь от имени Совета!
За один вдох растрепанная, недовольная юная ведьма превратилась в блестящую, потрясающую, опасную Королеву. Даже ее одежда изменилась, когда Джанелль начала яростно метаться по своему кабинету. К тому времени, как девушка наконец замерла рядом с ним, ее лицо превратилось в холодную, прекрасную маску, глаза вмещали всю глубину бездны, ногти приобрели такой угрожающий темно-красный оттенок, что почти сравнялись по цвету с черным, а волосы взвились золотистым облаком, удерживаемым по бокам серебряными гребнями. Ее наряд, казалось, был соткан из дыма и паутинок, а на груди висел Черный Камень.
«Она оправила один из своих камней!» – потрясенно понял Сэйтан. Но когда Джанелль успела это сделать?!
Он взглянул в эти древние глаза, бросавшие ему молчаливый вызов.
– Будь ты проклят, Сэйтан, – произнесла она ровным, бесстрастным голосом.
– Я живу ради вашего удовольствия, Леди. Делайте со мной все, что вам угодно. Но освободите Кэйлеер от власти полуночи. Невинные не заслуживают страданий.
– А кого ты называешь невинными? – вкрадчивым, полуночным голосом осведомилась Ведьма.
– Воробьев, деревья, землю, – тихо произнес он. – Что они сделали, чтобы лишиться солнечного света?
Он успел прочесть боль в глазах Королевы, прежде чем она выхватила книгу и отвернулась.
– Не будь идиотом, Сэйтан. Я бы никогда не причинила вреда земле.
Никогда бы не причинила вреда земле. Никогда бы не причинила вреда земле… никогда, никогда, никогда…
Сэйтан зачарованно наблюдал за потоками воздуха в комнате. Они оказались красивыми. Красные, фиолетовые, цвета индиго. Не имело никакого значения, что у потоков воздуха не может быть цвета. Какая разница, даже если у него и впрямь начались галлюцинации? Они были очень красивыми.
– В этой комнате есть кресло? – Он не знал, слышала ли его Джанелль. Не знал, действительно ли произнес свой вопрос вслух.
Вновь зазвучавший голос Джанелль заставил цвета танцевать, то сливаясь, то разбегаясь в стороны.
– Неужели ты вообще не спал?!
Он ощутил мягкие объятия удобного кресла, которое приятным теплом коснулось его тела. На плечи лег толстый платок, колени оказались укрыты пледом. Целительный отвар, смешанный с бренди, наконец унял судороги, которыми были скованы все мышцы. Теплые, нежные руки гладили его по волосам, ласкали лицо. И голос, полный шепота летних ветров и полуночи, вновь и вновь произносил его имя.