Наследница
Шрифт:
Обнаружил статью под названием «Виктор Торрини и две его жены», с портретом Виктора и, по обе стороны от него — фотографиями Марии и Рене. Значит, до Марии уже добрались... В статье журналист полунамеком — так, что и не придерешься — ставил вопрос: а не знала ли Рене обо всем с самого начала? Не хватало еще, чтобы они полезли сейчас к ней с подобными вопросами...
Вернувшись, Тед понял, что утренний разговор дал свои плоды: Рене решила сделать так, чтобы, как она выразилась, «там Виктором и не пахло!» — и не стала медлить ни минуты. В гостиной сидел Робер,
Весь день она то звонила по телефону, то садилась за стол и начинала объяснять Роберу свои идеи по поводу того, как должен выглядеть обновленный дом: «посмотри наверху тот гарнитур в цветочек — помнишь, у него еще лапки кривенькие!» или «а занавески хорошо бы посветлее и попрозрачнее...» Тед не всегда понимал, о чем идет речь, но вид у нее был деловитый и уверенный, да и глаза ожили.
Робер ушел лишь поздно вечером. После его ухода Рене еще немного посидела с отрешенным видом, бормоча что-то про себя — потянулась и обернулась к Теду.
— Вроде я все предусмотрела... В любом случае я ему велела звонить каждый день — ничего?
Он молча пожал плечами, не желая показывать, что ему не по себе было слушать ее разговоры о том, как будет выглядеть ее дом в Цюрихе. Дом, в котором она будет жить, уехав от него...
Наверное, она заметила что-то в его лице и спросила:
— Ты на меня сердишься?
Тед покачал головой, взял ее руку и стал водить ею по лицу, закрыв глаза и легонько целуя хрупкое запястье. Почувствовал, как свободной рукой она ерошит ему волосы, и спросил, не слишком надеясь:
— Пойдем спать? Поздно уже.
Рене тихонько вздохнула.
— Не жди меня, ложись, — сейчас должно было последовать «я лягу на диване», но вместо этого Тед вдруг услышал: — Я хочу еще ванну принять.
Его сердце, казалось, на миг остановилось, а потом сделало пару лишних ударов. Но внешне этого бы никто не заметил — он усмехнулся, отпуская ее руку, и попросил:
— Пропусти меня вперед — мне нужно побриться.
Он лежал, прислушиваясь к плеску воды и чувствуя себя глупым мальчишкой, влюбленным и нетерпеливым. Пытался напомнить себе, что ничего особенного не происходит, что это его девчонка, та самая, с которой он уже десятки раз занимался любовью — но сердце колотилось и кровь шумела в ушах, не заглушая, впрочем, еле слышные звуки, доносившиеся из ванной, а воображение подсовывало картинки, которые соответствовали этим звукам.
Она встает, и капли воды скатываются по коже... запрокидывает голову, вытирая шею... полотенце скользит все ниже...
Щелчок задвижки раздался неожиданно, и через секунду Рене появилась в дверях. Тед специально оставил гореть торшер, чтобы видеть ее, и теперь, опершись на локоть, смотрел, как она идет к нему — а глаза почему-то неуверенные… как в первый раз. Попытался улыбнуться, чтобы подбодрить ее, протянул руку и дотронулся до влажного плеча, на котором кое-где поблескивали капельки воды.
Он всегда считал себя хорошим
Всюду — с ним, вокруг, частью его самого — была она, и внезапно захотелось закричать — неважно что, лишь бы выплеснуть из себя восторг и ужас, и боль, и наслаждение — потому что он сорвался и летел, и обратного пути уже не было!
Он закричал то единственное, что сейчас билось в голове, оставаясь важнее всего на свете:
— Рене!.. — и, изливаясь в нее, непослушными губами повторял как молитву, все тише и тише: — Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя... я... люблю... тебя...
Последнее слово, последнее содрогание — и он рухнул, продолжая изо всех сил прижимать Рене к себе, чтобы не дать исчезнуть, потому что она — его, только его, единственная — его, и ничего другого быть не может и не должно...
ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ
Лица было не видно, только ухо и часть плеча. Вылезти, не разбудив, никак бы не получилось — Тед навалился на нее, по-хозяйски обхватив рукой, закинув ногу ей на бедро и уткнувшись лицом в шею. Рене не удивлялась, как она смогла проспать нею ночь в такой позе — честно говоря, она вообще не помнила, как заснула.
Воспоминание вдруг стало таким ярким, что не удалось не покраснеть, настолько это было бесстыдно — и прекрасно! Она опять, как наяву, услышала собственный стон, когда он ворвался в нее сзади и ее словно подбросило взрывом наслаждения.
Такой ночи в ее жизни еще не было... В какой-то момент даже показалось, что все, больше она не сможет шевельнуться — глаза застилал туман, и сердце билось, выскакивая из груди. Но стоило сердцу немного успокоиться, и руки Теда — умелые и нежные — снова медленно заскользили по груди, по животу... Он смеялся, нашептывал всякие неприличные слова, от которых уши начинали гореть огнем, целовал — и желание разгоралось в ней с новой силой.
Никогда еще он не был таким — словно обезумевшим от желания, ненасытным — и никогда раньше не говорил, что любит ее... Эти слова до сих пор звучали у Рене в ушах.
Почему она не ответила? Потому что, стоило ей попытаться сказать что-то, как он зажал ей рот поцелуем? Впрочем — зачем говорить, когда и так все ясно!
Наверное, она вздохнула слишком сильно — Тед шевельнулся и медленно поднял голову.
Ее поразила неуверенность, промелькнувшая на его лице в первый момент, но в следующий миг его рот расплылся в улыбке, на которую, как всегда, невозможно было не ответить.
Приподнявшись на локте, он окинул ее взглядом и провел кончиком пальца у нее под глазом.