Наследница
Шрифт:
— Ты симпатичная девочка, — зловещим тоном сообщил мне следак. — А мы трое голодных мужчин…
— Так поешьте!
— Нет, ты не понимаешь…
— Не понимаю! Вообще ничего не понимаю! Если хотите меня посадить, так сажайте! Вызывайте конвой!
Естественно, никто никакой конвой вызывать не собирался. Меня просто выгнали вон. Сказав на прощание, что мы еще встретимся. И посулив мне большие неприятности. Несчастные, чем решили меня пронять! Это же всё равно, что пугать утоплением рыбу. Да я же без неприятностей ни шагу. Я с ними породнилась еще в детстве.
И всё-таки мерзавцы сумели основательно потрепать мне нервишки. Но прежде со своим верным спутником Пляцидевским я заскочила на денек в Петербург — чтобы посоветоваться с Крупцовым. Мне не давала покоя мысль о том, что мною слишком пристально интересуются там, где я вообще не хотела б светиться.
— Ничего удивительного. — Крупцов, как и ранее Пляцидевский, отнесся к моим опасениям совершенно спокойно. — Этого тебе с твоим прошлым и, тем паче, настоящим избежать невозможно. Смирись. Не думаю, что тебе это испортит жизнь.
Я решила, и правда, смириться.
И полетела в Москву, к Гепатиту.
И прямо в Шереметьеве угодила в лапы знакомых по недавней встрече в Белозерске комитетчиков.
Меня отвезли не на Лубянку. И не на один из опорных пунктов (или как это у них называется?) Я была с почестями на шестисотом «мерседесе» доставлена в шикарную хавиру. Хорошо охраняемую. С решетками на окнах (наверное, затем, чтобы кто-нибудь из посетителей не вздумал сигануть с двадцатого этажа). С предупредительной горничной и вкусной едой. Жаловаться на отсутствие комфорта не приходилось. А жаловаться на отсутствие хоть какой-то определенности было попросту некому. Никто меня не навещал, я вдруг оказалась никому не нужна. Так прошел день. Прошел второй. На утро третьего дня я начала потихонечку закипать. Даже подумала, а не объявить ли голодовку, но решила не портить желудок. Вместо этого плотно позавтракала и устроилась перед телевизором.
В этот момент ко мне в гости и заявился Шикульский. Вошел в комнату и, подлец, как ни в чем не бывало, поинтересовался:
— Ну, как?
— Неплохо. Есть даже кабельное телевидение, — сообщила я и переключила программу. Общаться с ним у меня не было никакого желания.
Он торжественно водрузил на журнальный столик бутылку вина, плюхнулся в кресло и принялся осыпать меня комплиментами. Я в это время смотрела интереснейший мультик про космических монстров. И ждала, когда Дмитрий Романович перейдет от словоблудия к делу.
— Видишь, какие ты нажила себе неприятности своей детской упертостью? — наконец разродился он кое-чем более или менее существенным.
— Не вижу.
— Рад за тебя, — заметил Шикульский и разлил по бокалам вино. — Угощайся.
— Не пью.
— Как хочешь… Завтра ты выйдешь отсюда, — удивил он меня неожиданным известием.
«Выйду? Хреново. Если отпала необходимость в том, чтобы держать меня в качестве заложницы, значит, у негодяя всё срослось так, как он и хотел. То есть, другими словами, концерн он у меня всё-таки отобрал», — с грустью подумала я. И, как оказалось, ошиблась. Всё сложилось не так уж и плохо.
— Завтра я улетаю в Израиль, — сообщил мне Шикульский. — Надолго. Может быть, насовсем.
— Что так? — Я впервые удостоила его взглядом.
— Здоровье. Последнее время здесь становится трудно дышать. Помнишь, я объяснял тебе ситуацию?
— Помню. Значит, всё же приходится пускаться в бега? А как же выборы? Как же бизнес?
— Вовсе не обязательно находиться в России, чтобы заниматься здесь бизнесом и влиять на политику.
— Резонно. — Я всё-таки отхлебнула вина. — Дмитрий Романович, зачем вы устроили эту провокацию с диверсиями?
Его рожица расплылась в самодовольной улыбке.
— Мне пришлось признать свое поражение. Я недооценил, твою прыть, поэтому и проиграл. Теперь пора брать реванш.
— В результате погибли люди. В том числе, дети.
— Так получилось, — вздохнул этот лицемер. — Никаких убийств я не планировал.
— Ложь! В конторе в Мороке поджог был спланирован так, чтобы в огне погибли люди. Это доказано.
— Мои идиоты перестарались. Они наказаны.
— Вы хотели сказать: мертвы?
— Это не твоя забота, Вика.
— Ладно, пусть не моя. Со своими мерзавцами разбирайтесь сами. А с вами разберусь я.
Он громко расхохотался. И долго не мог успокоиться. Я терпеливо ждала.
— Вика, милая, — наконец, всё еще продолжая хихикать, сумел выдавить из себя Дмитрий Романович. — Меня восхищает твоя безграничная наглость. Ты сейчас у меня… м-м-м… в гостях, — он выбрал формулировку помягче. — Я могу с тобой сделать всё, что угодно. А ты еще и угрожаешь мне.
— Не угрожаю. Ставлю в известность — назовем это так. Вы же обмолвились о реванше. Что же, реванш, так реванш. Поборемся. Но если потерпите поражение, не обессудьте.
— Мне это нравится, — никак не мог угомониться Шикульский. Веселился так, словно его щекотали. — Вика, те документы, которые ты похитила в Новомосковске, в разборках со мной уже не помогут. Мне наплевать, дашь ты им ход или нет. Свой бизнес я здесь в любом случае не потеряю. Экстрадиции не боюсь. Так что эта твоя карта бита. А пока поглядим, как ты выберешься из той кучи дерьма, которую я тебе подложил.
— Да-а-а, знатная куча! — не удержалась от похвалы я. — Я из нее выберусь, Дмитрий Романович. В ближайшее время. Обещаю.
В ответ он только противно хихикнул. А когда собрался уходить, цинично пожелал мне удачи.
— Я надеюсь, всё у тебя будет нормально. Ты прыткая, ты вывернешься. А третьего декабря жди от меня подарок. Завтра утром тебя отвезут, куда скажешь. Прощай, Вика.
— Гуд бай, — безразлично буркнула я. Чуть слышно прошептала: «Мудак!» — и опять принялась переключать программы на телевизоре.
Утром 22 ноября, в понедельник, меня отвезли к Бицевскому лесопарку, где уже дожидался Олег. Больше всего меня поразило то, что к моему похищению (а иначе это назвать я не могла) он отнесся с иронией, даже рассмеялся, когда я вытряхнулась из шестисотого «мерседеса» и тепло распрощалась со своими охранниками.