Наследница
Шрифт:
Или подделка оказалась довольно высокого качества, или Никитину в детстве наступил на ухо медведь, но он купился.
— В чем дело, Оля? — прозвучало из-за двери.
— Быстрее! Пожалуйста! Там что-то с мальчиком! Какой-то припадок! Я не знаю, что делать! — захлебнулась в истерических всхлипах Тамара. — Быстрее! Пожалуйста!
— Черт!
Брякнул запор. Дверь распахнулась…
— …Что с ним будем делать? — через минуту кивнул Андрей на надежно спеленатого скотчем Никитина.
— Пока пусть валяется. Потом разберемся. — Тамара весело подмигнула испуганно пялившемуся на нее анестезиологу. — Вот так-то, приятель. Это тебе не
Никаких препятствий в виде запертых дверей или случайно приблудившихся охранников они больше не встретили. У Шлаина в кабинете дым стоял коромыслом, и четверо мужиков, оттягивающихся за бутылочкой водки, как раз вознамерились опрокинуть еще по одной и тихо-мирно закусить малосольным огурчиком, когда от мощного удара чуть не слетела с петель дверь и внутрь ворвались несколько человек, из них двое в ментовской форме. В отличие от СОБР'а эти люди действовали молча, но не менее профессионально.
Щелк-щелк браслеты… нарожу полоска скотча… щелк-щелк браслеты… на рожу полоска скотча… щелк-щелк браслеты…
— С кого начнем? — Тамара обвела взглядом четверых прикованных к стульям мужчин и остановила его на том, у которого из-за пазухи только что извлекли ПММ.* [5] — Вот с этого. — Она содрала скотч с губ коротко стриженного, подтянутого мужика.
— Та-а-ак! — Обретшие свободу губы сразу пришли в движение. — А теперь достаньте у меня из кармана служебное удостоверение.
5
ПММ — пистолет Макарова модернизированный.
— Зачем? — улыбнулась Тамара. — Мы и без того знаем, кто вы такой, Борщук.
— Тогда не понимаю, что происходит. — В только что сверкавших яростью глазах появилось выражение беспокойства. — Старшина, — повернулся Борщук к одному из бойцов, наряженных в ментовскую форму. Похоже, общаться с Тамарой он считал ниже собственного достоинства. — Во-первых, немедленно снимите наручники. А во-вторых, доложите, кто вы такие. Из какого управления?
— Из добровольного общества защиты детей, — процедила Тамара. — А наручники, конечно же, снимем. Вы возьмете ручку, бумажку и напишете явку с повинной. Всё-всё-всё о своей доле участия в убийствах детей в этом приюте.
— Не пойму, о чем ты…
— Не тыкай, урод!
— Не пойму…
— А я не пойму, как вы, всегда такие осторожные, даже не имеющие счетов в заграничных банках, даже до сих пор так и не переехавшие из обычной квартиры в коттеджи, вдруг взяли и вляпались в банальную уголовщину. Нет, не в банальную. В страшную! В жуткую уголовщину! — эффектно продекламировала Тамара и забрала со стола ПММ. — Денис, сними с этого негодяя браслеты.
— А я ведь вас знаю, — задумчиво пробормотал Борщук и, прищурившись, уставился на шагнувшего к нему Дениса. — Вы здесь были зимой.
— Да. Я две недели кормил и спасал от холода детей, которых вы бросили. А потом спихнул в канаву ваш гнилой «Мерседес». — Денис отомкнул наручники. — Свободны, только без сюрпризов. Не заставляйте вас бить.
Тамара тем временем выкопала из стола пачку бумаги и целую коллекцию ручек. Высыпала их перед Борщуком.
— Итак, пишем признание.
— Да ничего вы от меня не дождетесь! —
— Слушай. — Тамара достала диктофон, нажала на кнопочку.
«Вопрос первый: девочку, которую сегодня отобрал этот ваш новый хирург Алексей, должны отправить на прозекторский стол?.. Говори: да или нет?» — «Да, должны». — «Заказ на трансплантанты уже получили?» — «Да, получили». — «Как вы должны их передать?» — «Я не знаю всего механизма. Всё тщательно законспирировано. Тут очень длинная цепочка. Мне известно только, что органы должны доставить в Голландию». — «Верю. Где сейчас Котов?» — «В Простоквашине». — «Розов и Борщук?» — «Там же». — «Чем эти гады сейчас занимаются?» — «Сидят в кабинете у Шлаина. Пьют». — «Почему не остался с ними?» — «Я там лишний. Я непосредственно ко всему, что творится, не имею никакого отношения. Моя вина только в том, что я об этом знал и вовремя не сообщил. Но сейчас я отсюда прямикам отправляюсь в милицию и пишу заявление». — «Поздно, малыш…»
— Узнали? Так поет ваш главный бухгалтер. А теперь медсестра.
«В середине апреля мой отец проиграл в игровых автоматах крупную сумму. Ему грозили большие неприятности, но тут ко мне обратился знакомый отца, Борщук, с предложением погасить этот долг, если я соглашусь участвовать в одном предприятии, суть которого в том, чтобы убивать детей, находящихся в сиротском комплексе „Простоквашино“, и извлекать у них донорские органы для дальнейшей продажи…»
— Всё понятно? — Тамара выключила диктофон, уперлась взглядом в абсолютно спокойного Борщука. Либо он был пьян, либо не понимал, что для него все уже рухнуло. — Бери ручку. Пиши.
— И не подумаю, — усмехнулся мент. — А ты, сучка, уже завтра будешь валяться у меня в ногах и молить о прощении!
Нет, он не был пьян. Он, и правда, не понимал, не верил, что его сейчас могут убить.
Но ничего другого не оставалось.
— Что же, мне очень жаль. — Тамара сняла ПММ с предохранителя, передернула затвор. — Придется тебя засмолить. — Она шагнула к Борщуку, уперла ствол ему в висок. — Последний раз предлагаю: бери ручку, пиши.
— А не пошла бы ты! — Мент даже не шелохнулся. Он не сомневался в том, что эта девица не выстрелит. Она не сможет.
Он не знал, что это за девица!
Тамара нажала на спуск, и пистолет громко хлопнул.
Мозгами, вышибленными из головы Борщука, основательно забрызгало сидевшего рядом Розова. Чиновник из администрации губернатора громко икнул, выпучил зенки. И, кажется, его вырвало. Вот только выход блевотине был перекрыт — рот был надежно заклеен скотчем. Розов несколько раз судорожно дернулся на стуле и следом за мертвым Борщуком грохнулся на пол.