Наследницы
Шрифт:
Наблюдая за выступлением Кейт, Агата Чандлер кивала головой.
— Покажи им, девочка, — подбадривала она.
Кейт позвонила сама, она хотела знать мнение Блэза.
— Как тебе кажется, это звучало убедительно? — с беспокойством спросила она.
— На мой взгляд, да. Ты здорово сказала все это.
И хорошо, что не стала никого обвинять. Оставь это мне.
На следующий день, открыв газету, Кейт увидела заявление, сделанное мистером Блэзом Чандлером. В нем совершенно недвусмысленно утверждалось, что слухи пущены «людьми, которые во что бы то ни стало хотят препятствовать проведению аукциона», и полностью отрицалась какая-либо связь происшедшего с мисс
Как он и ожидал, Доминик пришла в бешенство.
— Как ты мог написать такое про меня! — кричала она.
— Я не называл ничьих имен.
— Тебе и не надо было. Всем понятно, в кого ты метишь.
— Тогда тебе прежде всего не следовало затевать эту историю со слухами.
— У тебя нет доказательств, что это я.
— Они мне не нужны. На всем видны следы твоих коготочков.
— А, все ясно… ты клялся в преданности, так как же с этим?
— Ну, скажем, все, что я испытывал к тебе, пропало.
Доминик перевела дыхание, потом прошипела:
— Так значит, твоя хваленая беспристрастность оказалась поддельной?
— Думаю, что ты лучше многих знаешь о подделках, лживости, двуличии и двойной игре.
Доминик ощутила силу черных глаз и почувствовала, что между ней и Блэзом возникла стена, которую уже не преодолеть. И она вдруг услышала:
— Ты с самого начала играла нечестно по отношению к Кейт Деспард. А теперь получила то же самое от меня.
Ты не умеешь действовать честно, верно? Если ты так всемогуща, если ты настолько лучше всех, зачем же эти обманы? Потому что без них ты не получаешь удовольствия от игры. Предупреждаю тебя, еще один выпад против Кейт Деспард, и я изобью тебя до синяков.
— Ты не посмеешь.
— Попробуй, узнаешь.
Доминик почувствовала укол страха. Любовь Блэза не просто ушла, она сменилась открытой ненавистью. Угроза, исходившая от него, была почти осязаемой.
Когда-то он отдал свою душу за ее улыбку. Теперь, она знала, он больше не посмотрит в ее сторону. Ее мысли метались. Да, надо признать, она переоценила его преданность; ей казалось, что ее способность очаровывать усыпит любое подозрение, любые сомнения. Она рискнула — и проиграла.
Но смелости ей было не занимать.
— Не лезь в мои дела, — прошипела она.
— Согласись, я никогда этого не делал.
Презрение Блэза оказалось последней каплей. Доминик обрушила на мужа поток французских ругательств.
Блэз наблюдал за ней, скрывая свои чувства за внешней бесстрастностью. Ему хотелось сомкнуть пальцы на ее прекрасной белой шее и изо всех сил сжать их. Ему хотелось бросить ей в лицо обвинение во всех ее мерзких делишках, хотелось осыпать ее оскорблениями, но он стоял и молча смотрел на нее. Смотрел так, что она не выдержала, схватила ближайший предмет — это был кофейник с уже остывшим кофе — и швырнула в Блэза. Он увернулся, кофейник ударился о стену. Доминик бросилась к двери, рванула ее на себя и выскочила из комнаты.
Через сутки представители страховых компаний опубликовали результаты своих розысков: ими была обнаружена трещина в газовой трубе, ведущей к котлу отопления. Скопление газа происходило постепенно и в конце концов привело к взрыву. Труба была старой, еще довоенной установки, и сильно проржавевшей. При работе котла взрыв раньше или позже был неминуем.
— Спасибо, Николас, — поблагодарила его Кейт.
— Не за что. Это все Чандлер. Оказалось, его Корпорация главный держатель акций страховой компании. Он дал им понять, что дело важное и что они должны поторопиться с экспертизой, если не хотят неприятностей.
И вот ваше имя, дорогая Кейт, очищено от каких бы то ни было подозрений.
Кейт улыбнулась, слыша саркастические нотки в голосе Николаса. Она давно чувствовала, что Николас ревнует ее к Блэзу. Теперь это было совершенно ясно.
— У вас высокопоставленные друзья, — продолжал Николас. — Если речь идет об абсолютной власти, я всегда знал, что деньги обладают даром убеждать, но они говорят на всех языках, доступных человеку.
«Все, что мне надо, — чтобы Блэз говорил на языке, доступном мне», — подумала Кейт.
— Итак… — закончил Николас, — завтра вы им всем покажете.
— Но вы ведь, конечно, будете там?
— Никто не в состоянии помешать мне попасть в Кортланд Парк, и я думаю, что там необходимы будут полицейские заслоны, чтобы сдержать толпы жаждущих попасть на аукцион.
Николас оказался прав. Кейт осталась ночевать в «Пинк Тэтч» и утром, приехав в Кортланд Парк к девяти часам, застала толпы людей, стремящихся попасть на аукцион. Автостоянки были забиты машинами.
Ровно в десять Кейт под аплодисменты собравшихся поднялась на кафедру. В первом ряду она увидела Блэза и Агату Чандлер, Кресло Агаты стояло в проходе между рядами. Кейт улыбнулась им, и Блэз в ответ так посмотрел на нее, что на мгновение все, кроме его взгляда, расплылось у нее перед глазами. Агата подняла сжатые руки в боксерском приветствии.
Аукцион начался.
Как рассказывали впоследствии, зрелище было невиданное. Количество выставляемых на торги предметов и их превосходное качество просто потрясали. Одни только каталоги приводили людей в волнение; предварительный просмотр породил лихорадочную жажду приобретения, торг шел необыкновенно быстро — не больше двух минут на лот — и яростно, в нем участвовали претенденты со всего мира. Публика, раскрыв рот, следила за ходом аукциона.
Кейт использовала огромный круглый тент, под которым свободно могла разместиться тысяча человек. Она затянула его тысячами метров светло-розового шелка, купленного, по иронии судьбы, на распродаже тканей, предпринятой после пожара складов фирмы. Ее кафедра находилась в центре. Телевизионные экраны позволяли наблюдать за торгами зрителям из задних рядов, а в каждом из проходов стояли люди, чтобы не пропустить поднятой руки кого-то из участников торга. Кейт должна была находиться начеку, чтобы все видеть и слышать.
В руке у нее был микрофон, и ее голос был слышен в самом дальнем ряду. Ощущалось всеобщее лихорадочное возбуждение, и, по мере того как взлетали цены, даже воздух вокруг, казалось, вибрировал.
В первый день на аукцион была выставлена мебель работы французских мастеров. Каждый предмет превысил исходную цену, цена за некоторые вещи дошла до миллиона фунтов.
Был сделан перерыв на ленч, объем торгов был так велик, что справиться с ним за одно утро нечего было и думать. Напитки продавались в шатре рядом; на составленных раскладных столах была разложена еда. Можно было купить что-либо и расположиться на газоне. Солнце сияло, руины сгоревшего дома представляли собой живописный контраст всему происходящему, местный оркестр играл популярные мелодии. Завсегдатаи аукционов удивленно отмечали, что этот аукцион ни в малейшей степени не напоминал чинные торги на Арлингтон-стрит.