Наследницы
Шрифт:
— Кейт?
Она подняла на Блэза глаза, но тут же отвела их в сторону.
— Кейт…
Он стоял рядом с нею, и в его голосе было столько нежности и понимания, что глаза ее мгновенно наполнились слезами.
— Ты пробуешь что-то сказать мне — вроде того, что ты напилась, чтобы выдержать меня?
— Я не напилась, — жалобно возразила Кейт.
— Но не потому, что не хотела. Что случилось?
Она заставила себя взглянуть в его черные глаза.
— Я боюсь… Здесь так красиво, а я боюсь, что не подхожу ко всему этому…
— Разве ты
— Я разочаровывала других… мне говорили, что я холодна, как рыба…
— Не бывает холодных женщин, только неумелые мужчины.
— Ax, — она покачала головой и убежденно сказала:
— Ты не можешь быть неопытным. Доминик, наверное, не теряла бы с тобой времени даром…
Вино начало действовать.
— Значит, ты хочешь, чтобы мы с тобою занялись любовью?
— Да, конечно, хочу. Я только… я не… у меня нет… — рассыпавшаяся фраза наконец составилась. — Я не очень опытна.
— Прекрасно. Зато я опытен.
— Но после Доминик…
— А! Понимаю. Ты думаешь, я ищу другую Доминик?
Он улыбался, глядя на ее озабоченное лицо.
— И одной больше чем достаточно. Мне нужна Кейт.
Я купил этот дом для Кейт. Мне наплевать на Доминик, и меньше всего мне хотелось бы, чтобы ты думала о том, что я сравниваю вас. Ты — это ты, и другой такой нет на свете, и я хочу именно тебя. Не беспокойся о том, что делать, когда или как. Все, что я хочу от тебя — это шага мне навстречу…
Блэз подхватил ее на руки и понес к одному из плетеных шезлонгов, в котором вытянулся, прижимая ее к себе.
— Торопиться не нужно… никакой спешки…
И он потихоньку ласкал ее, шептал ласковые слова, нежно целовал, поцелуи становились все более страстными, и ее напряженность пропала, а робость испарилась от жара, охватившего их, ее нервозность сменилась желанием и проснувшейся чувственностью. Оба они трепетали…
— Люби меня, прошу тебя, люби меня… — Ее дыхание щекотало губы Блэза, усиливая его желание. Он снова поднял ее на руки и внес в дом, в серебристо-зеленую спальню, широко раздвинутые шторы которой позволяли лучам лунного света ложиться на прохладный мозаичный пол и огромную постель.
И на этой постели он любил ее, как никто до этого, заставляя ее выгибаться, ловить ртом воздух и содрогаться, пока она не ощутила его в себе, он заполнил ее всю, и ей показалось, что она сейчас взлетит, и она удивленно вскрикнула. Затем еще и еще раз высоким, ломким голосом, и ее длинные ноги обвились вокруг его талии. Блэз испытывал странное ощущение, словно он первый раз был с женщиной, его сводила с ума горячая упругость ее плоти, сочетание страстности и невинности, ее желание отдать все, что у нее есть, даже душу. Ощущение было таким сильным, таким глубоким, что он боялся умереть от наслаждения и, почувствовав, как Кейт застыла, выгнувшись дугою, откинув голову и широко открыв рот, дал себе волю, и они, покинув реальный мир, были подхвачены водоворотом, оставившим их обоих почти без чувств. Когда они очнулись, Блэз все еще был глубоко
— Вот видишь…
— Да, я не представляла себе… зато теперь я понимаю, почему говорили, что я слепа. Теперь я прозрела.
— Нет, — сказал он странным голосом, — это я прозрел.
Кейт свернулась, как кошечка, проводя ступней по его освобожденной от гипса ноге, и прижалась к нему, чуть не мурлыча от чувственного наслаждения.
— У тебя подходящее имя, — улыбнулся ей Блэз. — Ты совсем как кошечка… я буду теперь звать тебя «Кэт».
— Хорошо, — согласилась Кейт. — Мне нравится это имя… меня так называл только отец.
— Твое имя было последним, что он произнес, знаешь ли ты об этом? Его жена думала, что он говорил о ней, но я никогда не слышал, чтобы он называл Катрин иначе, чем «моя красавица». Она говорила мне, что он сказал «Кэт… моя маленькая Кэт». Когда я прочел письма, я понял, что он говорил о тебе. — Блэз откинул упавшие на лицо Кейт тяжелые, ставшие влажными волосы. — Теперь я знаю, почему он так любил тебя…
Кейт спрятала лицо у него на груди.
— Спасибо, что ты сказал мне сейчас об этом. Все становится замечательным… — Она приподнялась. — Яне разочаровала тебя, правда?
— Ты изумила меня…
Ощутив прохладу, Блэз накрыл простынями Кейт и себя, и теперь они лежали в полном молчании. Кейт видела прекрасную комнату, лунный свет, падавший сквозь раздвинутые шторы, белую шапку азалий, блестящий мозаичный пол, чуть покачивающиеся от ленивого ветерка прозрачные белые шторы.
— Может быть, я умерла, — сонно прошептала она, — и рай выглядит именно так.
— Нет, не умерла, просто поняла, что значит жить.
Кейт еще крепче прижалась к нему.
— Да, да, ты прав…
Лежа на берегу, сонная Кейт пошевелилась.
— Это был самый чудесный месяц в моей жизни…
Я чувствую себя заново родившейся, совершенно новой и чистой, да, чистой, если это слово можно употребить для описания отношений любовников. Но ведь между нами нет ничего нечистого, правда? Мне кажется, что все нечистое сгорело…
— Как твоя белая кожа?
— Я неплохо загорела для рыжей. Даже рядом с тобой заметно, что загар есть.
Кожа Кейт была золотистой, кожа Блэза напоминала красное дерево.
— Как быстро все исчезло, — вздохнула Кейт, садясь на колени — Как и все твои запреты, — усмехнулся Блэз. — Подумать только, считалось, что у тебя нервы не в порядке.
Кейт кинулась на него, и некоторое время они боролись, как дети, пока он не победил и не пригвоздил запястья широко раскинутых рук Кейт к песку.
Но при виде ее смеющегося, сияющего лица Блэз не выдержал и склонился поцеловать ее, освободив запястья. В этот момент Кейт быстро откатилась от него, сбежала с берега и кинулась в воду.