Наследницы
Шрифт:
Кейт, расстроенная, спросила:
— Ты что-то знаешь, правда? Что-то хочешь проверить?
— Меня одолевает любопытство. Впрочем, я могу тебе сказать, в чем дело. Я убежден, что статуэтка лошади эпохи Тан пришла к нам из Гонконга.
Глаза Кейт округлились. Ролло кивнул и предостерегающе поднял руку.
— У меня свои источники, — только и сказал он, оставив Кейт сгорать от любопытства. — И, кроме того, почему не убить двух зайцев сразу? Посмотрим, смогу ли я обнаружить, откуда появилась статуэтка, а заодно кое-что узнаем о стиле Доминик.
Идея
Кейт внимательно взглянула на Ролло.
— У тебя уже все готово, да? Наверное, и билет на самолет есть?
— Я на всякий случай заказал.
Кейт не могла не рассмеяться.
— Ну хорошо. Сколько ты собираешься отсутствовать? Аукцион начинается через три дня.
— По-моему, недели мне должно хватить.
— Прекрасно — Кейт только вздохнула. — Я оформлю твою поездку в финансовом отделе… но ради Бога, не переходи границ Они и так держат на меня зуб из-за этой чертовой презентации. Как узнаешь что-нибудь новое, звони мне.
— Никаких рассказов по телефону, дорогая. Что бы я ни обнаружил — если это вообще удастся, — я расскажу тебе лично.
Кейт снова посмотрела на него.
— Похоже, ты что-то знаешь?
— Ничего, что я мог бы рассказать тебе сейчас, — произнес Ролло.
В последнее время Ролло был молодцом; Кортланд Парк настолько увлек его, что он перестал вмешиваться в чужую работу, а благодаря его склонности к театральным эффектам аукцион превращался в еще не виданное — даже если принимать в расчет Гонконг — зрелище. Все в «Деспардс» знали, что она непременно добьется права проводить этот аукцион.
Кейт меньше всего хотела обмануть ожидания своих сотрудников. Но беда заключалась в том, что она не могла относиться к сексу как к услуге, предлагаемой на продажу. Для нее секс был одним из многих аспектов настоящей любви. Для Доминик же, как, впрочем, и для Николаса Чивли, любовь была одним из аспектов секса, причем, Кейт была уверена, далеко не самым важным. Так же, как выгода была для них обоих выше всяких принципов.
Кейт никогда не поступалась своей порядочностью.
Те уроки, что когда-то давно преподал ей отец, навсегда запечатлелись в ее душе. Теперь пришла пора проверки.
Вечером Николас Чивли пригласил ее в Королевский оперный театр — пела несравненная Джоан Сазерленд.
После театра планировался поздний ужин. И Кейт решила за ужином откровенно поговорить с Николасом. Она скажет ему, что ждет, как он оценит ее профессиональную работу, скажет, что сама она не выставляется на продажу — ни сейчас, ни в дальнейшем. Если она потеряет Кортланд Парк — что ж, так тому и быть. Но если она переспит с ним, то никогда не узнает потом, что именно решило вопрос в ее пользу.
Она поговорила об этом с Шарлоттой, единственной женщиной, с которой она когда-либо обсуждала вопросы секса.
— Женское тело всегда было товаром для мужчины —
— Каким образом? — удивилась Кейт.
— Сколько тебе было — четырнадцать, — когда он оставил вас? Это трудный возраст, период сексуального развития. Думаю, что его уход нарушил это развитие; сексуальные ощущения стали слишком болезненными.
Отец дарил тебе свою любовь и восхищение, ты ощущала свою ценность, что необыкновенно важно для женщины.
Когда он покинул вас ради другой женщины, дочь которой была всего на несколько лет старше тебя, ты расценила это как отрицание твоей собственной женственности.
И ты отказалась от нее и всего связанного с нею — именно отсюда твои джинсы, нелюбовь к украшениям, упорное неприятие всего, что ищет мужчина в женщине.
— Я никогда не думала об этом, — озадаченно произнесла Кейт.
— Ты не позволяла себе думать о чем-либо, связанном с отцом. Но сейчас все изменилось. Отец вернул тебе гораздо больше, чем «Деспардс»: он вернул тебе твою суть, и сейчас ты в силах осознать, что у Николаса Чивли и у тебя — разные пути, что его обольщение унизительно для тебя. Вспомни Мэрилин Монро — слишком много мужчин, слишком много секса на продажу погубили се. Мне кажется, она попала на сцену, когда в ней уже ничего не оставалось, никакого уважения к себе. Каждый раз, продаваясь, теряешь какую-то часть себя. Ты снова стала собой, и это дает тебе силы сказать «нет». — Шарлотта улыбнулась. — Возможно, ты решишь, что я — последняя женщина, которая должна говорить об этих вещах… Мои три мужа и Бог знает сколько любовников, именно любовников. Я любила их, а они любили меня. Я ни разу в жизни не переспала с режиссером или продюсером ради того, чтобы получить роль.
Кейт, измученная своими сомнениями, почувствовала себя гораздо увереннее.
— Я не знала твоего отца, но не думаю, что он хотел бы, чтобы ты следовала примеру своей сводной сестры, в сущности, потерявшей все то, чего она добилась своими… методами. Существуют мужчины — к сожалению, их немного, — которых отталкивает такой способ ведения дел.
Репутация Доминик сделалась притчей во языцех, ее прозвище говорит само за себя. Не думаю, что отец хотел бы для тебя… подобной известности. — Шарлотта ободряюще улыбнулась. — Будут и другие аукционы, у тебя все впереди.
У Николаса была ложа.
— Моя фирма спонсирует «Ковент-Гарден», — небрежно бросил он. — Это обычно производит впечатление на клиентов. — Он улыбнулся. — А вы, Кейт, производите впечатление на меня. Вы выглядите чудесно.
Кейт в который раз преисполнилась благодарности к Шарлотте, порекомендовавшей ей для этого случая один из шедевров Брюса Олдфилда — платье из тонкой тафты цвета бронзы. Увидев цену, Кейт вздрогнула, но не отступила.
Примадонна была в голосе, и Кейт была очарована.