Наследник фараона
Шрифт:
— Если хочешь, я прочту тебе надпись, — сказал я.
— Да сохранится твое тело навеки, если ты окажешь мне эту услугу, ибо я хочу узнать, что написали об Анукисе, перед тем, как умру.
Мы вместе пошли в Город Мертвых, не окликнутые стражей, и бродили между рядами гробниц, пока не достигли большой гробницы, перед которой лежали мясо и много разного печенья, фрукты и цветы. Там также стоял запечатанный кувшин с вином. Безносый, отведав жертвоприношения, попотчевал и меня, а затем попросил меня прочитать то, что было написано на двери. И вот что я прочел ему:
«Я, Анукис, сеял зерно и сажал фруктовые деревья, и мои урожаи были обильны,
Безносый слушал почтительно, и, когда я кончил, он сказал, проливая горькие слезы:
— Я бедный человек и верю всему, что тут написано. Теперь я вижу, что Анукис был благочестивый человек, почитаемый и после смерти. Потомство прочтет надпись на двери его гробницы и воздаст ему должное. А я гадок и грешен, и у меня нет ни носа, ни ушей, так что мой позор виден всем, а когда я умру, мое тело бросят в реку и мое существование прекратится. Все в этом мире одна суета.
Он сломал печать на кувшине с вином и выпил. Подошел стражник и стал угрожать ему своей палкой, но мой товарищ сказал:
— Анукис был добр ко мне в свое время, и я хочу почтить его память, поев и выпив у его гробницы. Но если ты тронешь меня или моего друга, — ученого человека, который вот здесь, возле меня, то знай, что в тростниках много крепких парней, и у некоторых из них есть ножи, и мы нападем на тебя ночью и перережем тебе глотку.
Он свирепо взглянул на стражника, и вид его был страшен. Тот огляделся по сторонам и пошел прочь. Мы ели и пили у гробницы Анукиса, и навес над жертвами давал прохладную тень.
Он сказал:
— Теперь я вижу, что было бы лучше добровольно отдать мою дочь Анукису. Может быть, он оставил бы мне мою хижину да к тому же еще сделал бы мне подарок, ибо моя дочь была красавица и девственница, хотя теперь она изношенная подстилка для его слуг. Я вижу, что права богатого и сильного — единственные права в этом мире и что слово бедняка не доходит до ушей фараона.
Поднеся кувшин ко рту, он рассмеялся и сказал:
— Твое здоровье, праведнейший Анукис, и да сохранится навеки твое тело! У меня нет охоты следовать за тобой в Страну Запада, где ты и тебе подобные живут весело и боги вас не допекают. Все же мне представляется вполне справедливым, что ты сохранишь свое земное человеколюбие и поделишься со мной своими золотыми кубками и драгоценностями из твоей гробницы, так что на следующую ночь я посещу тебя, когда луна скроется в облаках.
— Что ты говоришь, Безносый? — в ужасе воскликнул я и сделал священный знак Амона. — Ты не станешь грабителем могил, ибо это самое гнусное из всех преступлений в глазах богов и людей!
Но Безносый, разгоряченный вином, резко возразил:
— Ты городишь сущий вздор на свой ученый лад. Анукис у меня в долгу, и я, не столь милосердный, как он, заставлю его выполнить мои требования. Если ты попытаешься помешать мне, я сломаю тебе шею. А если ты умен, то поможешь мне, так как четыре глаза видят лучше, чем два, и вместе мы можем унести из гробницы больше, чем я сумею один. Конечно, если ночь будет безлунной.
— Я не желаю, чтобы меня повесили на стене вниз головой и высекли, — сказан я в испуге. Но, поразмыслив, я понял, что мой стыд едва ли станет глубже от того, что мои друзья увидят меня висящим таким образом, и смерть сама по себе не ужасала меня.
В эту ночь солдаты из города переправились через реку, чтобы охранять гробницы, но новый фараон не сделал им подарков после коронации, как это было принято. Так что они перешептывались между собой и, напившись, ибо вина было много среди жертвоприношений, они начали взламывать гробницы и грабить их. Никто не мешал мне и Безносому, когда мы оскверняли гробницу Анукиса, опрокидывали его сундуки и захватили столько золотых чаш и драгоценностей, сколько могли унести. На рассвете толпа сирийских купцов собралась на берегу реки, чтобы скупить награбленное добро и увезти его по реке к своим кораблям. Мы продали им свою добычу, получив около двух тысяч дебенов золота и серебра, которые мы разделили между собой соответственно весу, обозначенному на металле. Эта цена была лишь частицей подлинной стоимости товаров и золото было в сплаве, но Безносый очень радовался.
— Я стану богачом, ибо поистине это ремесло более прибыльно, чем таскание тяжких тюков в гавани или воды из оросительных каналов на полях.
Но я сказал:
— Повадился кувшин слишком часто по воду ходить.
Итак, мы расстались, и я вернулся в лодке купцов на другой берег к Фивам. Я купил новую одежду и поел и выпил в винной лавке, ибо от меня уже не исходило зловоние Обители Смерти. Но в течение всего дня из Города Мертвых доносились через реку звуки труб и бряцание оружия. Колесницы грохотали вдоль дорожек между гробницами, и личная охрана фараона с копьями преследовала солдат-грабителей и рудокопов, чьи предсмертные вопли можно было услышать в Фивах. В этот вечер стена была усеяна телами, повешенными за ноги, и порядок был восстановлен.
7
Я провел ночь на постоялом дворе, а потом пошел к тому дому, который некогда был моим, и вызвал Капта. Он вышел, прихрамывая, с распухшими от побоев щеками. Увидев меня, он заплакал от радости и кинулся к моим ногам.
— Господин, ты пришел, а ведь я думал, что ты умер! Я полагал, что, будь ты жив, ты непременно вернулся бы, чтобы взять еще серебра и меди, ибо если человек дал однажды, он должен давать и впредь. Но ты не приходил, хотя я украл у моего нового хозяина так много, сколько не крал за всю мою жизнь, как ты можешь видеть по моей щеке и по моему колену, которое он ударил вчера. Его мать, старая крокодилица, — чтоб ей сгнить! — грозится продать меня, и я очень боюсь. Давай покинем этот проклятый дом, господин, и убежим вместе.
Я заколебался, и он неправильно понял меня.
— Я вправду украл так много, что смогу некоторое время заботиться о тебе, а когда все деньги выйдут, буду работать для тебя, если ты только заберешь меня отсюда.
— Я пришел лишь заплатить тебе свой долг, Капта, — сказал я и пересыпал в его руку золото и серебро — сумму во много раз большую, чем он дал мне. — Но если хочешь, я выкуплю тебя на свободу у твоего хозяина, так что ты сможешь уйти, куда захочешь.