Наследник фаворитки
Шрифт:
— Кто там был? — обеспокоенно спросил Юраша.
— Первая ласточка, — насмешливо ответил бледный Алик, — представитель широкой общественности.
— Какая ласточка? — допытывался Юраша. Ему становилось не по себе. Он боялся.
— Ну чего задрожал? — сердито ухмыльнулся Алик. — Малолетка. Пришла развлекаться. Но сегодня у меня неприемный день. Я занят. Сейчас мы пойдем трясти мою любимую тетю.
— Алик, а может, не надо? Черт с ними, со статуэтками? Будь она неладна, твоя тетя! — холодея от страха, неуверенным голосом сказал Юраша.
Алик сардонически захохотал:
— Боишься? Вижу по роже —
— Давай только без этого самого. Чтобы хоть немного на законных основаниях, — попросил Юраша. Левый глаз его жалостливо смотрел на Алика, правый выразительно указывал на комнату, где лежала тетя.
— Ладно, заткнись, законник. Сам знаю. Пошли.
В комнате тети было темно. Алик тщательно зашторил окно, зажег свет. Юраша прятался за его спину. Он упорно не желал встречаться с взглядом старухи. Она лежала на спине. Ее ничего не выражавший взгляд скользнул по вошедшим, как по неодушевленным предметам.
Алик бесцеремонно выдернул у нее из-под головы подушку и послал Юрашу выпотрошить ее в ванной.
Юраша вернулся в комнату. Поиски оказались тщетными. Статуэток и иных ценностей нигде не было.
За их спинами что-то скрипнуло, сдвинулось. Юраша дернулся, обернулся и завопил диким голосом. У Алика колючие мурашки побежали по всему телу. Старуха силилась приподняться, подставляя под себя локоть, беззвучно шамкала. Алик и Юраша оцепенели. Как видно, сильная встряска вернула тетю к жизни. Она приподнималась, опираясь спиной о стену, и снова сползала на тахту. Друзья, стоя над тетей, наблюдали за ее отчаянными усилиями.
— Вы слышите меня, тетя? — громко спросил Алик, наклоняясь к старухе.
Она кивнула. Он бросился к ней, поднял под мышки, бережно перетащил в кресло.
— Слышу, слышу. Что вы здесь делаете? — в безжизненном голосе ее не было ни удивления, ни испуга. Он был похож на монотонно шуршащий в прелых листьях дождь в осеннем парке.
Что они здесь делают? Ну и вопросик! Ответить на него оказалось нелегко. Мозг Алика работал, как действующий синхрофазотрон. Мешкать было некогда. Через несколько напряженных секунд, когда были приведены в действие миллиарды клеток коры головного мозга, Алик, мило улыбаясь, сказал:
— Это тот самый дамский портной, тетя, о котором я вам говорил, — он указывал пальцем на Юрашу. — Я написал ему, что вы хотите сшить новое платье, — и вот, видите, он сразу же приехал. Я вам уже говорил, какой это талантливый человек, настоящий мастер. Он готов немедленно приступить к делу. А сейчас мы с ним искали ваши мерки и выкройки. Не будем больше вас беспокоить…
Ошарашенный до беспамятства Юраша, как бабочка крыльями, хлопал глазами. Алик пятясь, шагнул из комнаты и вытащил за руку Юрашу.
— До свидания! — громко сказал Алик и открыл входную дверь. Юраша, пожимая плечами, послушно переступил было порог, но Алик тут же за шиворот снова втащил его в прихожую, с силой захлопнул дверь и приложил в знак молчания палец к губам. Юраше осталось подивиться сообразительности товарища. — Сиди на кухне, и ни звука, — приказал Алик.
Вернувшись к тете, он объявил ей, что днем приходил судебный исполнитель, чтобы сделать опись имущества, ценных вещей. Но Алик не пустил его.
На это тетушка не отреагировала. Алика ждало еще одно испытание. Она пожевала ввалившимися губами и попросила сделать ей компресс.
— У меня болит голова, — пояснила она.
Когда тетушке полегчало, она потребовала крепкого горячего чая. Алик исполнил. Он ждал момента, чтобы задать вопрос, ради которого был готов вынести все. Этот момент настал.
— Тетя, — невинно хлопая ресницами, начал Алик, искренне чувствуя себя совсем юным мальчиком. Тугая пружина сжалась до предела. Дальше было некуда. — Они узнали о том, что у вас есть ценности, и хотят наложить на них лапу. Представляете?
Тетя беззвучно захихикала, ее глаза засветились темной, лукавой радостью. Алик тоже угодливо растянул губы в насильственной улыбке. Так они и сидели некоторое время с широко раскрытыми, словно клювы у голодных воронят, ртами.
— Пусть не надеются! — наконец не сказала, а старческим дискантом прошамкала тетя. — Им они не достанутся. Они в надежном месте, мой мальчик.
— Где же, тетя? — Алик готов был упасть в обморок или откусить себе пальцы на руках, только бы узнать, где они спрятаны… Ничего не было сейчас важнее. Каждый мускул, каждая клетка, каждый нерв — все замерло. Он трепетал, ожидая приговора: быть или не быть? На коне. Белом. Красивом. Как последняя модель «мерседеса». Или на поганой метле.
Тетя молчала. Это молчание становилось невыносимым, ненатуральным, безумным. Кончилось горючее в баках самолета, а он еще летел по инерции в звенящей тишине и в любой момент мог кувыркнуться вниз… Возник перед ним сказочный замок — можно дотянуться рукой, — и вдруг оказалось — ничего нет, то просто мираж.
— Где они, тетенька? — голосом, полным любви и надежды, спросил Алик. — А если, не дай бог, с вами что-нибудь случится?
Восемьдесят прожитых ею лет — это как длинная дорога. Кажется, все, что могло быть, все было. И дождь, и пыль, и жара, и холод, и смех, и шум, и одиночество, и радость, и тоска. И ничего не было.
Предательски заурчало в животе. Алик замер, весь сжался. Наконец-то до него дошло с неотвратимой ясностью, что фаворитка дьявольски умна и хитра. Что она во сто крат умней и хитрей его. Что она провела его. Что ему, как кутенку, только и оставалось все время заваливаться на спину и поднимать кверху все четыре лапки и вилять хвостиком. Под усохшей, морщинистой кожей у нее изощренный ум. Вот ведь какие у нее буркалы — всепроникающие, острые, не знающие пощады.
С кем он вздумал тягаться, младенец? Шут на подмостках. А еще воображал, что у него душа из нержавеющей стали.
На его лбу резко обозначилась вена. А тут еще начался нервный тик верхней губы. Ничего себе, хорош субчик! С искательной улыбкой и жалким лицемерным взглядом. Грозной громадой высилась над ним тетя, способная в любой момент раздавить его, мозгляка, и растереть. Даже мокрого места не останется.
— Я уже все обдумала, мой мальчик, — наконец-то заговорила старуха, и ее насмешливо-сердитый голос не предвещал ничего хорошего. — Напрасно ты так нервничаешь. Им они не достанутся. Тебя я тоже не обидела. Когда ты уезжал, я вызывала нотариуса и вписала тебя в завещание. Ты был так внимателен. Тебе останется телевизор. Ты доволен?