Наследник криминального Малыша
Шрифт:
— Чистое золото! У тебя очень красивые волосы и не только волосы. — из уст этого мужчины это звучит пошло и многозначительно.
— Ты так отчаянно сражалась с этой гарпией, смелый воробушек.
— Ты знаешь, а Малика права. У нее и правда, есть повод меня к тебе ревновать.
— Должен признать ты мне очень нравишься девочка. — хрипло, зарывая свои руки мне в волосы и еще что-то нашептывая на своем языке.
— Вы с ума сошли? — слышу свой писк и дергаюсь в сторону.
— Хочешь, я сделаю тебя своей
— Перестаньте, я люблю другого и жду от него ребенка. — срываюсь на очередное жалкое стенание.
— И кого же? Малыша или моего сына? — голос хозяина Тадж-Махала наполнен гневом, а кулаки сильнее сжимают зажатые в них пряди и оттягивают назад мою голову, причиняя боль.
— Что могут дать тебе эти молокососы? — взрывается, а потом резко разрывает захват и меняет тон и тему разговора.
— Скажи, ты очень любишь своих родителей? — нарочито спокойно, но вот теперь, мне действительно страшно. Шумно сглатываю образовавшийся в горле ком.
— А почему вы спрашиваете.
Мой голос выдает мое сумашедшее волнение.
— Конечно я их люблю. Они же мои родители.
— Значит, ты не захочешь что бы с ними, вруг, случилось непоправимое.
— Я прав? — лениво играет с фамильным перстнем на своем пальце в ожидании моего ответа.
Единственное, на что я способна после этих слов, это слабо кивнуть.
— Я ни на минуту в тебе не сомневался. — отходит к окну и оперевшись на подоконник, чеканит приговор.
— Сейчас ты пойдешь со мной и скажешь Малышу что ты здесь, по доброй воле.
— Что когда ты узнала, что он сделал с отцом твоего ребенка, ты больше не могла с ним оставаться.
— Ну и попросила защиты, у отца своего любимого мужчины, то есть у меня. А я, как благородный человек не смог отказать матери моего будущего внука.
— Но отец моего ребёнка Саша, я никогда не была близка с вашим сыном.
— Он не поверит! — меня колотит, а мои собственные зубы мешают мне выговаривать слова, я то и дело прикусываю язык, наполняя рот металическим вкусом своей крови.
— Поверит, несомневайся. Это уже моя забота.
— И вообще, ты же хочешь, чтобы у твоих родителей все было хорошо.
— Значит ты должна быть убедительной. Судьба твоих стариков в твоих руках, воробушек. А чтобы ты случайно не наделала глупостей, я покажу тебе одно любопытное видео. Достал телефон и включил запись.
— Мама… — вскрикнула, зажимая ладошками рот.
— Вы чудовище. — горячие дорожки слез, обожгли кожу моих щек.
— Ну? — приподняв черную бровь.
Голосом победителя, ни на йоту не сомневаясь в моем ответе.
— Ты согласна?
— Я все сделаю…
Глава 16
— Браво! — хлопает в ладоши.
— А ты была весьма убедительна. Такая трогательная
— Бедный мальчик.
— Похоже птичка с голубыми глазами и в правду заарканила самого дьявола, да так, что даже с приставленным к виску дулом пистолета, он как верный пес Хатико ловил каждое слово суки, которая наставила ему рога, и понесла от другого.
— Браво!
Отталкиваясь от дверей, которые все это время подпирал, не отрывая глаз от моего лица, делает шаг вперед, прижавшись вплотную к моему бьющемуся в беззвучных рыданиях телу.
А меня коробит уже от первого вдоха, который я произвожу.
Пячусь назад не в силах дышать этим воздухом, где все чужое, а легкие еще полны родным.
Дергает на себя, загребая в кулак мои волосы и не позволяя отстраниться, наклолнившись шепчет мне в ухо.
— Шшш сладенький птенчик.
— Удовольствие, которое ты мне сегодня подарила воробушек, сродни с аргазмом! — хрипло, с слышемой в голосе эйфорией.
— Удар достиг цели и я отчетливо слышал, как с каждым твоим словом крошилась эмаль зубов этого шайтанского отродья, как медленно проломилась его грудная клетка, а поставив точку, ты выдрала его сердце и оставила истекать кровью. — вожделенно, смакуя на языке каждый звук.
— Мммм- потягивая ноздрями воздух.
— До сих пор чувствую этот тончайший аромат дыхания смерти.
Яд каждого слова этой пламенной речи втекающей в мои уши, растекается по моим венам, заставляя гореть в сумашедшей огонии мое начисто-выпотрошенное тело, а последней фразой окончательно добив меня.
Отстраняется и с пылающим в глазах возбуждением, изучает мое вымученное лицо, которое сейчас больше напоминает гипсовый слепок.
— Красота — страшная сила! — его голос першит похотью.
— О токой изощренной мести я даже и мечтать не мог. — пропуская прядь моих волос сквозь свои пальцы.
— В лучшем случае рассчитывал, угостить пулей нашего общего "друга".
— Ну или зарезать как шелудивого, дворового пса, если только даст повод, а здесь такой щедрый дар!
— Судьба….
— Теперь вы оставите в покое моих родителей? — обрываю монолог, не в силах больше вынести ни одного слова, едва слыша себя сама, голосом, который больше был похож на чье-то блеянье, чем на человеческую речь.
Мое состояние вообще нельзя описать как человеческое, живой труп, было бы уместнее.
Мои искусаные в кровь губы плясали румбу, зубы выбивали чечетку, а сознание балансировало на краю пропасти, а где-то внутри, забившись в самую узкую щель, билась в адских конвульсиях моя душа.
— Обижаешь. Беслановы всегда держат свое слово.
— Можешь не переживать воробушек, у твоих родителей всё будет хорошо. — праведным голосом и с видом благодетеля, сообственнически заключая мое лицо в ладонь своей руки.