Наследник пепельной собаки
Шрифт:
Но Виа Вита только презрительно фыркнула в ответ.
– Мама, а если проглотить утиное яйцо, то правда, утенок, когда вылупится, исщиплет тебе все внутренности?
– Замолчи! Вот скоро придет папа, и я все расскажу ему!
После такой угрозы Роде уже ничего больше не оставалось, как свернуться колечком и мечтать о будущих битвах.
Но грезы его были недолги. Скоро вернулся с охоты Честер, и мать сразу же рассказала ему все.
– Ты представляешь, что на сей раз устроил твой дорогой сын? Отец пришел лишь с одним вальдшнепом и потому был весьма недоволен. Он с остервенением выкусил пару
– И что же?
– Он съел градусник!
Действительно, Роде ужасно нравилось смотреть, как красный столбик, если приложить его к носу, поднимается до одной черточки, а если засунуть под хвост – то гораздо выше. Это казалось каким-то волшебством. И Родя как природный экспериментатор решил проверить, что будет, если сунуть стеклянную палочку поглубже в пасть. Он так и сделал, но в этот момент, к несчастью, мимо пролетела бабочка, Родя судорожно сглотнул, зубы лязгнули, градусник переломился и оказался у Роди в животе.
Он в ужасе прибежал к матери. Но Виа Вита ничуть не испугалась, а, наоборот, оттаскала его за холку и забросила прямо в угол, заявив, что собакам от этого ничего не сделается, а вот термометра они теперь лишились навсегда.
Честер поднял шерсть уже не только на загривке, а по всей спине, больно ткнул Родю носом в воняющее старой краской древо и прорычал:
– Что, вкусно было?
– Нет, страшно, – жалобно пропищал Родя.
Честер же ничего не ответил, но, вдруг став каким-то скучным-скучным, лег, скрестив передние лапы перед собой.
– Всё. Хватит. Завтра же отдаю его в натаску, – наконец выдохнул усталый отец.
Глава вторая
Рыжий ужас Хундограда
Услышав такие слова, Родя от страха заметался по квартире и даже сделал небольшую лужу. Это было уже верхом неприличия, поскольку собачьи полгода равны семи годам человека – а что это за первоклашка, который дует в штаны! Виа Вита брезгливо отвернулась, а Честер и вообще вышел вон.
Натаска! Какое ужасное слово! Наверное, это что-то совсем страшное! На улице щенки всегда пугали друг друга этой натаской, а уж натасчиком еще больше. Натасчиком был ветеран охоты, рыжий Буран, чьи раскосые глаза наводили ужас на молодняк всего Хундограда.
Говорили, что он одним клыком может пропороть шею, одним взмахом челюсти откусить непослушному ухо, одним ударом лапы сломать прут…
Родя трусливо оглянулся на свой дрожащий прутик и забился поглубже под диван, где молча протрясся целую ночь. Однако все было напрасно. Наутро Честер выволок его все за тот же прутик на свет божий и вывел на улицу. Они шли долго-долго, пока не пришли на самую окраину города, где стоял одинокий домик Бурана, похожий на сарай.
– Вот, привел вам моего беспутного баламута, – и Честер толкнул Родю прямо к пасти Бурана.
Родя так и онемел от ужаса и обиды: ведь на языке охотников «беспутный баламут» означает бестолкового и непригодного к работе пса.
– Ладно,
Там уже дрожало несколько щенков, начиная от крошечной кроличьей таксы по имени Страшный Зверь Ежевика, и заканчивая приятелем Роди курцхааром дель Донго. «Хорошо ему без хвоста-то! – завистливо подумал Родя, всегда раньше немного презиравший Доньку именно за отсутствие пятой конечности. – Никто не потянет и не откусит!»
– Ну, что, дурачье? – хрипло пролаял Буран. – Начнем, а? Вопросы есть?
Щенки искоса переглядывались, но молчали из страха перед неизвестным. И только избалованная Ёжа пискнула из-за спин:
– А вы кто, лайка или шпиц?
Буран смерил ее презрительным взглядом и сильнее закинул за спину хвост в три кольца.
– Просто лаек не бывает, запомни! Бывают карело-финские, восточно-сибирские, ненецкие, эскимосские и прочие, и прочие, и прочие, общим числом двадцать.
Все с уважением переглянулись – такого количества родственников, похоже, не было больше ни у кого.
– Мы распространены по всему Великому Полярному Кругу и не нуждаемся в людях. Не то, что вы, несчастные синантропы!
Родя вскинулся. Из разговоров родителей и гостей он уже знал, что синантропами называются те, кто так или иначе живет рядом с людьми и без них жить уже не может.
– Ледяшка несчастный! – лайкнул он и тут же получил увесистый тычок прямо в нос.
– Отставить разговоры! Двое со мной, остальным лежать! – Щенки начали сбиваться в кучу, давя и толкая друг друга. – Что, ковыряльщики голомысые, испугались?! – вдруг весело пролаял натасчик. А затем, ткнув лапой в шевелящуюся кучу, Буран грозно гаркнул: – Идешь ты и ты! – и выхватил из шевелящейся сопящей кучи огрызавшегося Родю и дрожащую пятнистую Пипистреллу – пойнтера. – Вперед, восьмерками марш!
Про какие восьмерки идет речь, они не поняли, но оба щенка, для поддержки касаясь друг друга плечами, робко побежали вперед. Постепенно волшебный мир полевых запахов охватил их, кружа неопытные головы и заставляя громко биться еще непуганые по-настоящему сердечки.
Глава третья
Живая веревка
Увлеченный новыми запахами, Родя давно потерял из вида не только Пипу, но и Бурана. И чего он боялся? Натаска оказалась совсем не страшным, а, наоборот, очень увлекательным делом. Вокруг порхали невиданные бабочки, мельтешили бесчисленные муравьи, шуршали невидимые мыши. Но все это было ерундой по сравнению с теми неизвестными запахами, которые властно манили его и вели за собой, как магнитом. В этих запахах чудились Роде увлекательные погони и кровавые битвы, из которых он обязательно выходил победителем.
Внезапно густая трава впереди как-то странно покачнулась, замерла и снова заволновалась, удаляясь зигзагом. Родя вздохнул всей грудью и встал в стойку, инстинктивно подогнув левую переднюю лапу. Неужели это она – первая добыча?! Он горделиво облизнулся. Вот он какой! И не нужна ему для того, чтобы охотиться, никакая натаска и никакой учитель! Он и сам все знает, недаром породистый! Гордость так и распирала Родю, однако он все-таки на всякий случай потянул носом, как перед этим учил его Буран.