Наследник погибшего брата
Шрифт:
Нервно поглядываю на секунды на светофоре и жду, когда загорится зеленый. Время бежит слишком быстро, как же его притормозить. Телефон оживает в моих руках и начинает вибрировать, смотрю на дисплей — номер снова незнакомый, но не ответить я не могу. Вдруг что-то важное?
— Алло, — выдыхаю обреченно, боясь услышать опять Сергея.
— Добрый день, мне нужна Вершинина Алла Александровна. — Голос женский и тон довольно официальный.
— Это я, — робко отвечаю.
Загорается зеленый для пешеходов, и я по инерции шагаю на проезжую часть.
—
Колмогоров? Леонидович? Сергей… Назар? Совпадение? Странно как-то. Невольно замедляю шаг, собирая частички пазла воедино, а когда смысл сказанных слов доходит до меня, и вовсе останавливаюсь. Отменить? То есть как? А как же работа? Я не могу вновь остаться без нее.
Паника накатывает внезапно, и становится тяжело дышать. Голова предательски кружится, а перед глазами все плывет. Надо срочно присесть, но я не понимаю, в какую сторону идти. Пытаюсь сфокусировать зрение, но не получается. Люди идут мимо, и никому нет дела до моего состояния.
— Алла Александровна, вы слышите меня? — опять этот голос в динамике.
Я слышу, но ответить не могу. Язык словно распух и не желает подчиняться. Меня качает в сторону, телефон выпадает из рук. Слышу визг тормозов и оборачиваюсь. Машина несется на меня, а я не могу сдвинуться с места от страха. Ноги словно приросли к асфальту. Мгновение — и я проваливаюсь в темноту, за которой не чувствую ничего.
— Жива? — Взволнованный мужской голос звучит словно сквозь вату.
— Да, но состояние тяжелое, — отвечает ему женский.
Грудная клетка давит, не могу вдохнуть глубже. Я не чувствую своего тела. И боли тоже не чувствую. Пытаюсь отрыть глаза, но веки слишком тяжелые, словно налитые свинцом.
— Куда вы ее? — все тот же мужчина. Я не знаю его совершенно точно. Какое ему дело?
— В Склиф. — Женщина, видимо, врач. Фиксирует мое тело на чем-то жестком.
— Везите в ГКБ, — спорит мужчина.
— Но…
Сердце бьется медленно, из последних сил. Все замирает, время словно останавливается. Я здесь. Все слышу, но не могу участвовать в их споре. Надо сказать, чтобы позвонили моим подругам. Светлане и Полине, они помогут… Но ресурса хватает только на дыхание.
— Достаточно веский аргумент? — давит интонацией, от которой даже мне становится не по себе.
— Хорошо, — сдается врач, и меня куда-то везут на каталке.
Слышу, как колесики скребутся об асфальт, и ощущаю вибрацию во всем теле. Вновь проваливаюсь в спасительную темноту.
Ненадолго. Меня выдергивают из нее. Словно выныриваю из толщи воды и шумно вдыхаю. На лице кислородная маска. Вой сирены и яркий свет. Капельницы и ритмичный звук какого-то прибора. Я в скорой. Едем в больницу.
— Боря, ну что там? — все тот же женский голос. — Не довезем девочку.
— Ирина Алихановна, все, что могу, — отвечает ей другой мужской. — Минут пятнадцать.
— Плохо дело…
Я понимаю,
Надо мной склоняется врач, голос которой я уже слышала. Красивая такая, только глаза печальные… видимо, и правда все плохо.
— Держись, девонька, — приговаривает она и заботливо гладит меня по волосам. — Недалеко осталось.
— Что с малышкой? — выдавливаю из себя и с надеждой смотрю на нее.
— Держись. — Та сжимает мою ладонь. — Она за тебя держится. Не бросай ее.
Одинокая капля скатывается по моей щеке. Только бы с дочкой все было хорошо. Пусть хоть ее спасут. Она должна жить.
— Я стараюсь…
— Поговори со мной. Не отключайся, — настаивает врач, и я снова пытаюсь сфокусировать взгляд на ее лице.
— Как вас зовут?
— Ирина, — улыбается она.
— Если спасут мою девочку, — нервно сглатываю, в горле все пересохло, — я ее назову, как вас.
— Мы вас обеих спасем, — с готовностью обещает Ирина, но я понимаю, что это нереально.
Сознание стремительно ускользает, и поймать его не получается.
— Боря, тормози! — сквозь пелену слышу истошный крик и утекаю в небытие.
Глава 22. Назар
Я немного заторможен, плаваю в каком-то немом отуплении. Осознание произошедшей трагедии еще не наступило. В частности потому, что я не даю волю эмоциям. Сейчас не вовремя. Мне нужно собраться и решить много вопросов.
Не верю, что Сергея больше нет. Даже не пытаюсь смириться с утратой. Меня еще не накрыло, но горе ходит вокруг и подбирается все ближе. Долго сопротивляться не получится. Адреналин сойдет на нет, и не останется ничего… Пустота и горечь одиночества.
— Да, мы все получили, — говорит в телефон Николай и протягивает мне свежераспечатанные документы.
Пробегаюсь глазами по сухим строчкам, пытаясь вникнуть, но это какая-то абракадабра. Жестом прошу дать мне трубку.
— Вы издеваетесь? — рычу в динамик. — Нихрена я не понимаю, что здесь написано! — психую и отшвыриваю в сторону листы с непонятными каракулями, что прислали из колонии. — Вы можете мне нормально объяснить, почему вчера вечером я общался с братом по телефону и все было хорошо, а сегодня утром он вдруг умер?
— Нормально вам объяснят после вскрытия, — хмыкает начальник. — А я могу лишь поделиться неподтвержденной информацией.
— Так делитесь!
Я уже на грани срыва. Так и подмывает поехать в это исправительное учреждение и разнести там все к чертовой матери. Но с такими пробками это бессмысленно. В лучшем случае я там окажусь к вечеру. Но вряд ли добьюсь чего-то. Люди тупо не хотят работать.
Бесит! Все, сука, бесит! Мой брат умер несколько часов назад, а я до сих пор не получил внятный ответ по ситуации. Попасть в тюремный морг пока тоже нельзя, опознание не состоится. Я что, на слово должен поверить?