Наследник
Шрифт:
— Мама, — прошептала она матери, — посмотрите-ка, у камина сидит бедный доктор Брэнион и беседует с лордом Тальгартом, которого замучила подагра. Он просто в отчаянии, мама. У него глаза остекленели от тоски. По-моему, вам пора его спасать, пока он не огрел хозяина этого дома кочергой.
— Клянусь всеми святыми, ты просто чудо, моя дорогая. — Леди Энн поцеловала дочь в щеку и поспешила прочь легкой поступью юной влюбленной девушки.
Вслед за тем Арабелла представила Жервеза тихой и молчаливой мисс Даунтри, которая была четвертой и самой любимой дочерью в семье. Француз пригласил ее на танец, и Арабелла заметила лорда Грейбурна, вальсирующего с Элсбет. А он, оказывается, великолепный танцор. И Элсбет улыбается ему. Что ж, это вселяет надежду.
Мимо пролетела Сюзанна, таща за собой
— Не волнуйся, Белла, я одолжу тебе кого-нибудь из моих кавалеров, чтобы ты не скучала. Но тебе все-таки придется танцевать с графом — у нас сегодня слишком много незамужних барышень.
Оливер Роллинс, запинаясь, пробормотал ей приветствие, и Сюзанна поволокла его дальше.
Арабелла почувствовала, как кто-то легонько похлопал веером по ее руке. Она обернулась и увидела леди Круэ, великолепную вдову неопределенных лет. Ее ярко-рыжие волосы еще не тронула седина, два страусовых пера украшали ее прическу и слегка покачивались над худощавым лицом.
— Ты хорошо выглядишь, Арабелла. Наверное, ты счастлива замужем. Хороший брак — это такая редкость. Впрочем, где замешаны деньги, там это не так уж и важно. Но вы, дорогие мои молодожены, счастливое исключение из общего печального правила. Я заметила по вашим взглядам, что вы без ума друг от друга — точь-в-точь мой павлин Ларри и его подружка Бланш. Твой отец сделал хороший выбор, и если бы он был сейчас здесь, я бы ему об этом непременно сказала. Как жаль, что он погиб. Прости, я не хотела напоминать тебе об этом, моя дорогая, но ведь ты знаешь, я очень его любила. — Она ласково похлопала Арабеллу по руке, в то время как ее блестящие карие глаза отыскали среди танцующих графа, который уверенно вел в контрдансе очаровательную мисс Элизу Элдридж. — Да, — промолвила леди Круэ, обращаясь скорее к себе, чем к Арабелле, — молодой граф очень хорош. Он так похож на твоего отца в молодости. И ты тоже очень напоминаешь мне его. Вы с мужем очень похожи друг на друга — у вас будут красивые дети. Твой отец был бы счастлив.
— Я надеюсь, — заметила Арабелла, не сводя глаз со своего мужа, — что детей у нас будет целая куча. Вы правы, они будут очень хорошенькие. Я бы хотела, чтобы у них у всех была ямочка на подбородке, как у Джастина. Да, отец сделал прекрасный выбор.
Леди Круэ помолчала, разглядывая свое огромное рубиновое кольцо на изящном среднем пальце.
— Может, твою матушку это и удивит, Арабелла, но я в отличие от бедной Орелии Тальгарт вовсе не порицаю ее за то, что она выходит замуж за доктора Брэниона. Орелия просто глупа. Все ее охи и ахи по поводу того, что он, видите ли, не лорд и не принадлежит к высшему свету, — полнейшая чепуха. — Она обратила к ней свой острый, проницательный взгляд. — У тебя открытая и прямая душа, Арабелла. Мне это нравится. Твой отец, к сожалению, таким не был. А ты, я вижу, одобряешь брак матушки с доктором Брэнионом. И правильно делаешь, дорогая моя. Это доказывает, что ты стала взрослой.
— Моя мать слишком молода и прелестна, чтобы до конца жизни оставаться вдовой. И я обожаю доктора Брэниона — я знаю его с детства. Добрее его нет человека. Я рада, что он станет моим отчимом.
Продолжая смотреть в сторону леди Энн, леди Круэ задумчиво промолвила:
— Я скажу тебе вот что, девочка моя: впервые за двадцать лет, что я знаю твою мать, я обнаружила, что ей присуще нечто большее, чем бессловесная кротость и миловидная наружность. Наконец-то она доказала, что у нее, кроме красоты, есть еще ум и характер. Я подозреваю, она всегда была такой, просто обстоятельства заставляли ее подавлять свою натуру. — Тихо и печально она добавила: — Твой отец был властный, суровый человек. Он никогда бы не позволил женщине перечить себе. Теперь твоя матушка стала сама собой, и я рада, что это случилось.
Арабелла, которая в течение всего разговора старалась не выпускать Жервеза из виду, обронила рассеянно:
— Да, мэм.
Леди Круэ истолковала ее ответ по-своему.
— Теперь, Арабелла, ты замужняя дама, и я могу говорить с тобой откровенно. Я сама удивляюсь, как твоей матушке удалось пережить эти нелегкие девятнадцать лет и сохранить цветущий вид. Наверное, так мудрый и справедливый Господь вознаграждает невинную добродетель.
Ее последние слова привлекли внимание Арабеллы. Она обернулась к своей собеседнице, и в глазах ее отразилось то понимание, которое никогда бы не пришло к ней, не расскажи ей Джастин правду о ее отце. Она испытующе посмотрела в лицо леди Круэ, гордые черты которой еще хранили остатки былой красоты, и ей все стало ясно: леди Круэ и ее отец были любовниками. Странно, но эта догадка не вызвала у нее былого возмущения или гнева — она восприняла это с беспристрастным спокойствием. В этот момент она окончательно осознала, что отец ее был обыкновенным человеком, мужчиной, с присущими ему слабостями и пороками, и только она одна до сих пор с детской наивностью слепо верила в его непогрешимость. Но она больше не ребенок.
От проницательного взора леди Круэ не укрылось новое, повзрослевшее выражение лица юной графини: она заметила и понимание, и прощение в ее глазах — глазах ее отца. Мягко коснувшись ее руки, она промолвила:
— Приходи ко мне, Арабелла. У нас с тобой есть о чем поговорить. Я расскажу тебе о твоем отце. Многое из того, что мне известно о нем, ты скорее всего не знаешь. Он был удивительный человек.
— Благодарю за приглашение, мэм, непременно вас навещу, — ответила Арабелла.
Ей и впрямь хотелось продолжить знакомство с леди Круэ. Она оставила пожилую даму, приняв приглашение на танец от сэра Дериэна Сноу, старого приятеля ее отца. От него пахло бренди и помадой, и это сочетание приятно щекотало ей ноздри. Она с грустью подметила, что годы неумолимо сказываются на некогда красивых чертах сэра Дериэна: глубокие морщины по обеим сторонам рта и в уголках глаз, вздувшиеся вены на руках. В отличие от ее громогласного и вспыльчивого отца он был человеком мягким и уступчивым. Он вел ее в танце с непринужденной грацией, ставшей для него привычной за годы, проведенные в свете. Он не пытался занять ее беседой, и это ей было на руку: все ее внимание было сосредоточено на Жервезе, который танцевал с Элсбет. Черт, если бы только можно было увести от него Элсбет на другой конец залы! Она слегка потянула за рукав сэра Дериэна, чтобы приблизиться к танцующей парочке: надо же хотя бы послушать, о чем они говорят. Как только они с сэром Дериэном оказались с ними рядом, она услышала веселый беззаботный голосок Жервеза:
— Как ты очаровательно выглядишь сегодня, ma petite. Я вижу, тебе нравятся английские вечеринки.
В следующий момент они замешались среди танцующих, и Арабелла больше не могла различить их голоса в общем радостном гуле. Ах, если бы услышать продолжение их разговора!
В этот момент Элсбет отвечала своему кузену:
— Благодарю за комплимент, Жервез. Мне действительно очень нравятся праздники. Когда я жила с тетушкой, она была уже очень стара, чтобы устраивать вечеринки. — Элсбет помолчала и виновато добавила: — Мне обязательно надо написать старушке. Она была так добра ко мне, ты же знаешь. Наверное, она захочет навестить нас, после того как мы поженимся. — Как странно это звучит для нее самой!
Он ничего не сказал, но она почувствовала, как задрожали его руки.
— Да, — наконец вымолвил он и взглянул сверху вниз на свою сводную сестру. У нее те же блестящие миндалевидные глаза, что и у него. Он знал, как она наивна, как доверчива. Если бы эта проклятая старуха Жозетта сказала ему раньше, что он вовсе не побочный сын Томаса де Трекасси, что у них с Элсбет одна и та же мать! Слава Богу, что он не занимался с ней любовью в то последнее их свидание на сеновале, после того как Жозетта крикнула ему в ту ночь, что Элсбет его сводная сестра.
Скоро он уедет и заберет с собой то, что принадлежит ему по праву. Но он должен хоть как-то смягчить боль, которую причинит Элсбет своим отъездом. Он нарочно сбился с такта и наступил ей на ногу. Тоном, полным раскаяния, он воскликнул:
— О, какой я неуклюжий, Элсбет! Прости меня, petite. Вот видишь, ничего-то я толком не умею.
Она улыбнулась ему, но улыбка ее быстро погасла — она почувствовала затаенную грусть в его голосе и горячо промолвила:
— Ничего страшного, Жервез. Умоляю тебя, не говори так. Ты несправедлив к себе.