Наследники Дерсу. Книга 2. Здравствуй, Синяя
Шрифт:
Подойдя к ним, первым поздоровался Виктор, как со старыми знакомыми.
Широкоплечий высокий мужчина с богатырской силой пожал ладонь Виталию.
– Владимир.
Виктор представил Виктору своих знакомых.
– Егерь Аверьянов и штатный охотник Александр Колпаков.
Виталий пожал руку чернявому мужчине лет тридцати.
– Виталий Кутелев, инженер лесхоза.
– А вы не родственник главному лесничему Управления лесного хозяйства Аверьянову?
– Однофамильцы. Аверьяновых хоть пруд пруди.
Поздоровался с Александром.
– Мы обследуем распадок реки Синей на заражённость непарным шелкопрядом.
– Эта беда не первый год то затихает, то разрастается. Осенью бабочки тучами летают. Все деревья кладками
– Спасибо. Только что сами готовили, а вот чаю, так это с удовольствием.
Виктор принёс из ручья в своём котелке воды, повесил над костром, порезал ножом лозу лимонника и бросил вместо заварки.
Таёжники расселись на чурки вокруг самодельного стола.
Виталий заметил освещённую костром текстуру древесины кедра, так хорошо колется и смотрится, плахи аккуратно обтесаны топором.
– Кто-то продукты из зимовья вытащил. Не твоя работа? – спросил егерь, обращаясь к Виктору.
– Да. Похоже, что нет, – отшутился лесник. – Здесь кто-то ходит, кроме нас.
– Это мы сами знаем.
– Ну и отследили бы, это ваша работа.
– Они по зимовьям ночуют. Здесь поджидаем. Запруду на ручье оставили неразгороженной, рыбу ловят. Да и выстрел слышали. Шастают по тайге и пакостят! – согласился егерь. – Браконьеры. Пупки кабарги на лекарство вырезают, а оленя выбрасывают. Попадётся тигр, и тигра убьют и вынесут. Серьёзные люди. В одиночку не ходят. Это если удастся их врасплох застать с поличным, возле убитого зверя, пока разделывают. Днём пойдем их выслеживать, когда они кого-нибудь застрелят. Иначе их вину не докажешь.
Поужинав, егерь с охотником пошли к ручью помыть за собой чашки и ложки.
Костёр в ночи играл, казалось, новыми красками, то золотел, то синел оттенками, то, ввинчиваясь искорками в темень, улетал горячим своим существом, тянулся к холодным мерцающим звездам.
Вьётся дым из трубы зимовья. В стороне под бугорком дымится ещё один костёрчик, еле заметный, чуть теплится, ветерок приносит запах горящих сухих ольховых шишек, копчёной рыбы. Когда разгорается крохотное пламя, егерь подходит к нему и разгребает палкой, чтобы они тлели, а если ослабевает дым, то подбрасывает ещё горстку шишек. Дым попадает в отверстие в бугорке, в нём сделан проход, в земле он остывает и выходит в небольшой шалаш, крытый крупными кусками коры, из него и плывёт осязаемый аромат свежей копченой рыбы.
– Однако запахи тут бродят, – пробурчал Виктор, отхлёбывая чай из кружки.
– Со смыслом время проводят, – поддержал Виталий.
Виктор у своего зимовья тоже сделал трёхметровый дымоход в земле для холодного копчения рыбы и мяса. Вырыл неглубокую траншейку, обложил её камнями, чтобы остывал дым. Солил дважды. Первый рассол сливал через сутки, а подсолив второй раз, не вымачивая, на другие сутки развешивал в шалаше на жердях рыбу, соединив попарно шпагатом или проволокой, словно на миниатюрных коромыслах.
Егерь сходил к зимовью и вернулся к столу с кружками.
– Пришли обход проведать.
– Владимир Михайлович, – обратился Виталий к егерю. – Вы из Самарки?
– Из Шабаново.
– Не доводилось там бывать, но, слух есть, что основатель села Шабанов полковник, был адъютантом Амурского генерал-губернатора. В революцию, когда все колчаковцы через Владивосток пытались отбыть за границу, Шабанов подался в тайгу, забился в медвежий угол, где никто тогда не жил. И была с ним женщина.
– Да. Графиня, бывшая жена генерал-губернатора. Шабанов отбил её. Вот такая любовь у них состоялась. Не побоялась в тайге жить.
– С милым и в шалаше рай.
– В светском обществе за границей, не приняли бы их. Венчана она. Нарушила обет до последнего вздоха быть верной женой.
– Рухнула империя – рухнули и устои. А на войне как на войне, такое сплошь и рядом.
– Дом китайцы ему построили? Или мужики из ближнего поселения?
– Он с личной охраной из казачков добрался в эти места. Без охраны в тайге с денежками никак нельзя. Одни хунхузы чего стоят. Головорезы. Думаю, что были у графини свои драгоценности, золотые червонцы, не иначе. А может, и казну прихватили генерал-губернатора? Кто знает?.. Отсидеться до лучших времён, смуту пережить, любовь и жизнь сохранить. Шабанов привёз на телеге с собой станковый пулемет «Максим», построил дом, и на втором этаже установил. На случай обороны. И другое оружие водилось. Хунхузов в тайге бил не жалеючи, а женьшень, добытый ими, забирал, и на свою плантацию высаживал в укромном месте.
– Наверное, одной охотой да рыбалкой жили?
– Не только охотой. Раскорчевали участок под огород и пшеницу, ячмень, овёс, картофель, капусту… Здесь климат подходящий. Всё растёт. Оглоблю в землю воткни, и та заплодоносит. Хозяйство заводили, без него не выживешь. Прибивались к нему и люди. Сегодня в селе живёт человек пятьсот, с молодежью.
– А из Шабановых кто-нибудь остался?
– У Шабанова с графиней две дочери родились. Выросли. Заневестились. Вот тут отец с дочкой и согрешил. Мать увидела такое и застрелила своего муженька. У дочки сын родился, а у того сына тоже сыновья. В том доме живёт, может быть, слышали, ногу отрезали, Витька, самый меньшой. Мы с ним на новый год салюты из того пулемёта запускаем. Строчим… боевыми патронами по небу!.. Всё одно, девать-то их больше некуда. И плантация у них где-то есть. В наше время приходят к графине купить женьшень, она сходит в тайгу, как на грядку, и принесёт, какой нужен. Крупный нужен? На тебе крупный.
– Одного Шабанова в Кавалерово видел, он в лесхоз заходил оформить лесной билет. Крепкий мужчина. Красавец.
– Может, кто из них и заходил.
Заворчала лайка, жалостливо так, и прижалась к ноге Виктора. Мужчины насторожились.
– Не иначе как где-то неподалёку тигр прошёлся, – предположил егерь. – На другого зверя собачка бы бросилась.
– Нас, конечно, зверь не тронет. У нас паритет. Не трогать друг друга. Понятлив зверь. И этот закон тайги соблюдает. Если первым выстрелишь, ранишь, тогда другое дело. Каждый защищаться обязан. Осенью мне такой вот хозяин руку поранил, и серьёзно.
– Владимир Михайлович! Расскажите, как у вас встреча с тигром произошла? – Виталий слышал не одну историю о встречах с тигром в тайге.
– Да как?!.. Осенью медведя застрелил, шкуру снял, мясо порубил на куски да сложил на лабаз рядом с путиком, тропинкой, значит. А тут возьми да гости ко мне из Владивостока приезжают. И накормить, и угостить надо. Дай, думаю, пойду, проверю капканы, да заодно и мяса принесу… ну и проверил, на свою голову. – Он досадливо вздохнул, отхлебнул от кружки, обжигаясь, подслащенного кипятка с лимонником. – Пришёл на то место. Лабаз на месте, а никакого мяса на нём нет. Я вначале растерялся и не понял, куда подевалось?.. Смотрю – следы!.. А это тигр лазил. Никогда не пакостил, а тут повытаскивал у меня с лабаза мясо!.. Полез я на сопку. Думаю, если порастаскивал по склону, то и соберу всё. Где ему одному зараз медведя съесть?.. А тигр лежит под кедрой и медвежью хребтину грызёт. Он… р-р-р-рык!.. и – оскаленной мордой своей на меня!.. Я карабин вскидываю, а со страху предохранитель до конца не довёл. Тигра поднялся с лежанки и… на меня!.. Я ему в рыло ткнул дулом, жму на курок, а… карабин… не стреляет!.. Он меня за ногу укусил, предохранитель оттягиваю, а он меня за руку, я карабин уронил, он за локоть кусать, грызть, покусал здорово, я рукой от него закрылся, он за плечо… и под себя подмял!.. Но правой рукой я успел нож вынуть. И заколол зверюгу. В самое сердце попал. Стал с себя тигру скидывать. Здоровый зверь оказался. Старый и огромный самец. Самому добывать зверя стало трудно, так он у меня украл. Кое-как освободился из-под него, костёр развёл, перевязал себе раны, как мог. По рации передал: «Попался!» Порасплодили этих тигров.