Наследники дяди Гиляя
Шрифт:
В детстве мы жили недалеко от монастыря, куда мама возила меня гулять в коляске, и я прекрасно помню могучую царственную Колесницу Славы с шестеркой лошадей, горделиво возвышавшуюся на фоне Большого собора. Вообще, тогда монастырь напоминал чем-то средневековый замок, потому что после кованых ворот и нависающей арки надвратной церкви, оробевшего посетителя встречали два стража-воина по обе стороны аллеи, ведущей к Собору. Эти скульптуры тоже были привезены с Тверской заставы.
В 1967 году их, как и колесницу, вернули на восстановленную арку на Кутузовском проспекте. Проезжая мимо, я всегда вспоминаю, как просила папу подсадить меня на высокий цоколь колесницы, чтобы можно было встать и дотянуться до копыт лошадей. Но я была слишком мала, и мне так ни разу и не удалось дотронуться до их счастливых подков.
Лидия Скрябина
«Торговлей окриленны…»
Улица Ильинка, д. 4
Гостиный двор
Когда в конце прошлого века величественное здание Гостиного Двора на Ильинке совсем обветшало, московские власти решили перед реконструкцией провести в нем раскопки. И Гостиный двор, как старинный «сундук, полный сокровищ», – а именно так называли его публицисты XIX века, приоткрыл свои недра и явил археологам серебряные с золотой оторочкой чарки, пригоршни старых европейских монет и российских «чешуек», бывших в ходу в XVI–XVII веках, и даже муравчатые аптекарские стопки.
Некоторые из этих ныне музейных ценностей сохранились здесь еще c XVI века, когда по приказу Ивана III первый деревянный Гостиный двор, бывший лишь частью большого торжища на Торговой (ныне Красной) площади, перенесли восточнее от стен Кремля, к нынешним Ильинке и Варварке.
Тогда же Московский Гостиный двор, куда стекались гости (заморские купцы или местные негоции, занимавшиеся заморской торговлей), обзавелся и собственной таможней. Ведь купцам разрешалось торговать здесь только оптом и после уплаты всех пошлин. После нескольких пожаров в Москве Борис Годунов велел отстроить Двор каменным, а в 1641 году царь Михаил Романов после лихолетья смутного времени укрепил и расширил двор, украсив его стены разноцветными изразцами, а над воротами входа (тогда он был со стороны Варварки) соорудил восьмиугольную башню с шатрами по бокам. Верх башни венчал двадцатипудовый позолоченный орел. Гостиный двор стал занимать целый квартал между Хрустальным и Рыбным переулками, вдоль которых к нему были пристроены лавки и харчевни. А внутри двора расположились жилые палаты, и было вырыто два колодца.
Сюда стекались купцы со всего света, и «суда летучие, торговлей окриленны», как писал Пушкин, пришвартовывались у его аркад день и ночь. Торговые павильоны были забиты людьми, как селедкой в бочке. А ряды строго делились по товарам на Восковой, Иконный, Шапочный, Пряничный, Харчевой и т. д. Так что пословица про то, что «негоже лезть суконным рылом в калашный ряд» пошла отсюда. Заморских хронистов особенно поражали рыбные ряды с кадками икры, горами стерляди и астраханских осетров.
Одно время здесь располагался и Посольский приказ – читай, министерство иностранных дел, а в более позднее время сюда, как к средоточию столичной жизни, стремилась публика со всей Москвы на гулянье, ярмарку, в многочисленные трактиры. В Казанском Соборе у Красной площади купцы на немецкий манер давали «очистительную присягу» или чуть поодаль на русский лад разрешали торговые споры в честном кулачном бою под присмотром окольничего, казначея и дьякона. С каждого дела, решённого боем, спорщики отчисляли процент Гостиному двору и госпошлину судьям. Здесь же, по легенде, зародилась и традиция распродаж, когда один из купцов выставил купленные накануне по дешевке остатки изюма со слоганом: «Остатки сладки!».
Сохранилось много анекдотов и о купеческих развлечениях. Когда шутники подкидывали покупателям завернутых в дорогую бумагу дохлых мышей, а «счастливцы», думая, что это кем-то оброненный дорогой товар, радостно несли гостинцы домой. Помните картину Иллариона Прянишникова в Третьяковке «Шутники. Гостиный двор в Москве»?
Кроме бойкой оптовой торговли со всем белым светом здесь в 1672 году открылась и первая общественная аптека, снабжавшая лекарствами не только москвичей, но и царское войско. Поэтому, вместе с аптекой в павильонах Двора обосновалась и «дохтурская палатка», и алхимическая «перепускная» лаборатория с печами, и, конечно, чулан – хранилище целебных трав. Склянки для снадобий, найденные при раскопках, поставлял первый в России стекольный заводик, еще в 1635 году при царе Михаиле Романове открытый шведом Елисеем Коетом.
Здание Двора было возведено на казенной земле, «казенным иждивением», т. е. из средств госбюджета. Поэтому, ремонтировалось оно редко и через несколько десятилетий сильно обветшало. Рачительная Екатерина II продала Двор на аукционе. Купцы выкупили его вскладчину. Так появились деньги на монументальную и величественную реконструкцию. Екатерина с немецкой любовью к порядку пожелала придать хаотичному «самострою» Китай-города ансамблевость и заказала проект Джакомо Кваренги, который чуть раньше уже отстроил торговые ряды на Красной площади. Этот архитектор-классицист в первую очередь много строил в Санкт-Петербурге, украсив его Академией наук и дворцом Юсуповых.
Проект итальянца оказался замечательным не только по внешнему виду, но и по рациональности использования пространства. Внешне здание прихорошилось арками, широкими лестницами и колоннами, а углы строения стали закругленными, чтобы каретам и возам удобнее было вписываться в узкие улицы. Теперь главный вход переместился на Ильинку. А по периметру Кваренги разделил Двор на множество хозяйственных отсеков для лавок и амбаров с отдельными входами и оторочил их открытой галереей для удобства покупателей, чтобы торговый променад не прекращался в любую погоду. Он также разделил обширный внутренний двор поперечным корпусом и сделал к нему отдельные проезды. И конечно, выделил на втором этаже место для биржи, которая начала работу в самом конце XVIII века.
Новый Гостиный двор возводили долгих 15 лет из-за сложностей с глинистым грунтом и резким перепадом высот между Варваркой и Ильинкой. Но стоило ему, наконец, отстроиться, как все смёл очередной, теперь уже «наполеоновский» пожар. Пришлось снова восстанавливать утраченное, теперь уже с помощью Осипа Бове.
После революции 1917 года здание вновь досталось государству. Потянулись десятилетия «коммерческого застоя», когда павильоны надолго заняли бюрократические учреждения и конторы всех мастей: от объединения «Автодор» до хозяйственных складов Госбанка. В годы войны часть помещений даже использовали как бомбоубежища. А во внутреннем дворе развернул работу небольшой кирпичный завод.
В 80-е я приходила туда в какой-то очередной «Роспотребсоюз» к знакомой машинистке печатать курсовые. Больше всего этот улей с вечно снующими служащими напоминал мне эпизод из фильма Гайдая «12 стульев», когда мадам Грицацуева (Крачковская) носится за сбежавшим Остапом по бесконечным переходам и лестницам «Дома народов». Внутренний двор, над которым сейчас выстроен купол, был завален каким-то промышленным хламом, остовами грузовиков. Каждая из контор перестраивала свои клетушки сама, а здание в целом очередной раз сильно поизносилось. Фундамент стал проседать, стены пошли трещинами. А сам гигант классицизма настолько выпал из общемосковской жизни, что его даже перестали указывать в путеводителях по столице.